– Вообще-то, – говорю, – сегодня есть – грешно.
– Знаю, – отвечает Арчет, а сам тем временем куриную – или какой другой местной птицы, я уж не знаю – ножку обгрызает. – Заходи, садись. Мне сегодня есть можно, а грех этот отец Иллирии отпустит.
– А еще, – говорю, – не знаю, как ваш, а наш бог советовал в таких случаях делиться. Тем более что я в вашей теософии не разбираюсь, а живот мой – тем более.
– Так бери, – говорит Арчет, – и ешь. Чего говорить-то?
В общем, соединенными усилиями мы эту снедь истребили, как армию Паулюса. Кто был не мертв, тот был у нас в плену. Очень даже неплохо подзаправились.
– Да уж, – говорю. – Неплохой праздник этот ваш День Благоговения.
– Благодарения, – поправляет Арчет. – День божьего Благодарения.
– Интересно, – спрашиваю, – а за что это вы так своих богов благодарите?
Арчет на меня искоса так посмотрел.
– А тебе Карален разве еще не рассказывала?
– Нет.
– Ну, тогда слушай. День этот мы празднуем уже пятьсот сорок шесть лет.
– Неплохо.
– С того самого дня, когда на залитом кровью поле сражения теснимый врагами король Уртхерт дал обет, что отныне в этот день весь его народ будет возносить хвалу светлым богам.
– Ага. И с тех пор празднуете?
– Да.
Я шестеренками в голове поскрипел, поскрипел.
– Так, – говорю. – А где же подвох?
– Какой еще подвох? – удивляется Арчет. Но удивился он как-то неискренне.
– Понимаешь, господин старший ратник, – говорю. – Это я от ры… тьфу, от Кары мог ожидать, что она церковно-славянской историей начнет изъясняться. Но ты-то на ихнем шпрехаешь примерно так, как я на японском.
– Говорю, как умею, – обижается Арчет. – А подвоха тут никакого нет.
– Ну хорошо. А почему называется День божьего Благодарения, а не день Победы сякой-то?
– Так ведь битву-то, – отвечает Арчет, – король Уртхерт проиграл.
Вот тут-то у меня челюсть об столешницу и приложилась.
– Как – проиграл?
– Просто. Разбили его наголову.
– А за что ж тогда благодарить-то? – спрашиваю.
– Ты не понимаешь, – поясняет Арчет. – Король Уртрехт не предлагал богам сделку – победу в обмен на посвященный им праздник. Он поклялся, что этот праздник будет!
– Ну да, – говорю. – Я знаю, город будет, я знаю – саду цвесть. Но ведь они-то, боги эти, – говорю, – ты уж меня извини, своего слова, получается, не сдержали.
– А какое это имеет значение? – удивился Арчет. – Слово дал король.
– Черт. Значит, они, боги эти, его надули, а он слово все равно сдержал? Так, что ли?
– Да. А разве могло быть по-другому?
Вот тут уж у меня шестеренки окончательно заклинились. Я, конечно, догадывался, что вся эта феодальная компания на всяких там клятвах слегка задвинута – читали, знаем. Но одно дело – рыжая, девчоночка несмышленая, у нее в голове не просто ветер, а… аэродинамо- машина, а другое – чтобы весь люд пять веков поклоны бил из-за того, что какой-то там олух при позолоченной фуражке, будучи в расстройстве, чего-то ляпнул?
– Или у вас не так?
– Ну, – говорю, – вообще-то у нас, по крайней мере там, в моей стране, если слово дал – тоже на века. Но мы… как бы это сказать-то… прежде чем клятвы давать, думать стараемся.
Ага. Вот помню, давал я как-то при всем совете дружины честное пионерское – не стрелять из рогатки. Ей-богу, было такое. И сдержал. Перешел на гнилые яблоки. Гнилое яблоко, я вам доложу, обладает замечательнейшими поражающими свойствами при прямом попадании, а фугасным действием уступает только подгнившему помидору.
Да. Весело мы жили. До одного раннего июньского утра.
– Ладно, – говорю. – Ты мне вот что объясни: ты, старший ратник, и часовые, что на стенах и у моста, сидите здесь исключительно потому, что на той стороне – рукой подать – враг, который, между прочим, не дремлет. Так? То есть выполняете свою главную и наипервейшую обязанность. Так?
– Да. А Что…
– А вот что, – говорю. – Получается, что, выполняя свой долг, ты при этом, по твоим же словам, грех совершаешь. И если бы не отец Иллирии, гореть тебе в аду синим пламенем. Так?
– Ты не понимаешь, – говорит Арчет. – Все намного сложнее.
– Погоди, – говорю. – Вот, например, у нас в роте был узбек один, Максудов, мусульманин. Им их бог, между прочим, пять раз в день молиться велит, причем в определенное время. Но – если бой, то пропустить молитву не просто прощается, а даже в заслугу ставится! А у вас что?
Гляжу – задумался старший ратник. Глубоко и надежно.
– Тот закон, о котором ты сказал, – мудр. Но…
И тут дверь с грохотом распахивается, и в караулку рыжий вихрь влетает.
– Малахов! Да ты… я тебя по всему замку обыскалась, а он тут кисель водой разводит. Ты хоть знаешь, что мы к полудню обернуться не успеем? От замка до Лосиного холма почти три лиги.
– Да откуда ж мне знать? – говорю. – И вообще, кто из нас двоих пропадал – ты или я?
– Да я…
– Отставить разговорчики! На-а-лево! Кру-угом! Шагом марш к машине.
Кара рот открыла, закрыла, глазищами своими желтыми полыхнула и вылетела из караулки.
– Очень жаль мне будет, – говорит Арчет, – того, кто станет ее избранником.
И на меня при этом как-то странно смотрит. Нет уж, думаю, не дождетесь.
– А уж как я ему посочувствую, – отвечаю, – просто слов нет.
