машиной чуть колышется, словно в пруду отражается.
– Это, что ли, проход? – уточняю. – Вот эта рябь на стене?
– Да, да, да, это и есть проход, – орет на меня рыжая. – Скорее, он же затягивается.
Ладно, думаю, сквозь стену, так сквозь стену. В крайнем случае, постараюсь битыми фарами отделаться.
– Пристегнись! – командую.
– Проход – есть!
– Да верю я, что он там есть, – говорю. – А по ту сторону что? Вдруг там стадо бизонов пасется, а мы с разгона прямо в них?
– Быстрее!
Я педали до упора вдавил, передачу рванул – «Аризона» мотором взвыл и так вперед скакнул – меня чуть по сиденью не размазало. Влетели мы в стену, и последнее, что я еще услышать успел – как позади нас, в облаке бензина и пыли, отец Иллирии чихать принялся. Еще даже подумать успел – ну и могучий же у него чих… И тут нас как шмякнуло!
Глава 11
Поп, как выяснилось, все-таки просчитался. Точнее, недосчитал. Потому что влетели мы в этот Травяной Мир – как там его Иллирии обозвал, Невсклертиш, что ли? – где-то в метре над землей. Будь скорость поменьше – запросто могли бы скапотировать.
Повезло. Хотя посадочка – я уж другого слова не подберу – была еще та. Шмякнулись, подскочили – это на «Додже»-то, – обратно плюхнулись и только после этого мало- помалу затормозили.
Отпустил я руль, мотор заглушил, потянулся за пилоткой – пот со лба утереть, – да так и замер, не дотянувшись.
Черт!
Вокруг машины, от горизонта до горизонта, – море. Синее море. Море травы. Я даже в первый миг и не сообразил, что это трава – решил, что и в самом деле в океан угодили и сейчас на дно пойдем. Цвет – точь-в-точь, и волны ветер колышет.
А небо – зеленое.
В том мире, сквозь который мы с рыжей за «языком» ходили, тоже зеленое небо было. Но там другое. Там цвет густой был, и в нем еще пузырьки какие-то проскальзывали.
А тут – яркий-яркий.
И на этом убийственно-зеленом небе горело огромное косматое малиновое солнце.
Зрелище, что называется, на раз. А также на два, три и четыре. Словно кто-то взял, да и перевернул… Все.
Да уж, думаю, как бы от такого в голове шестеренки с шариками не перепутались.
Очнулся я оттого, что рыжая рядом тихонько так вздохнула.
– Здесь красиво.
– ?!
Я только головой мотнул. Не знаю, как насчет красоты, но я бы это зрелище немного по-другому охарактеризовал. Апо… Опо… тьфу, не помню, какое слово старший лейтенант говорил, специально для таких вот случаев предназначенное. Сногсшибательное, короче говоря, зрелище. Вроде рыжих ножек. Слабонервных и детей просят не смотреть. Хотя… детям можно.
И тут мне еще одна мысль в голову пришла.
– Слушай, – говорю, – госпожа Карален. Помнится мне, Иллирии говорил, что в этом мире никаких аборигенов, то есть местных народностей, не наблюдается? Так?
– Да.
– А почему же тогда вы, – спрашиваю, – такое роскошное местечко до сих пор не колонизировали? Такая ширь кругом – пахать, не перепахать.
– Здесь нельзя жить!
– Что?
– В Травяном Мире, – устало так говорит Кара, – человек не может выжить больше недели. Мы… убедились в этом. В этой траве, в земле, в свете солнца… есть что-то, что убивает.
– Весело.
Ах да, вспоминаю, что-то в этом роде и поп говорил. На тему – почему это в таком приятном месте до сих пор никакая сволочь не завелась.
Посмотрел я еще раз на здешнюю красоту. По-другому. Да, красиво, да, дух захватывает. Но вот только всю эту роскошь на хлеб не намажешь и голодного ею не накормишь. И в автомат не зарядишь.
А вот экскурсии, думаю, сюда водить – это, пожалуйста. После победы.
– Ладно, – говорю. – Куда ехать-то?
– Прямо на солнце.
Солнце местное уже довольно низко опустилось. Здоровенный малиновый шар, раза в три побольше нашего. Но потусклее. Смотреть на него, по крайней мере, невооруженным взглядом можно не в пример спокойнее.
Я в голове прокачал – солнце это, если относительно Кариного мира считать, восходит на юго-западе, а заходит, следовательно, на северо-востоке. Уж не знаю, лучше от этого или хуже… Да и кому?
– На солнце так на солнце, – говорю. – Главное, чтобы оно нам на голову не свалилось.
Завел мотор, сцепление выжал, газанул – и понеслись. Местность эта для поездок на колесном транспорте просто идеальная. Не асфальтовое шоссе, конечно, но по сравнению с фронтовой рокадой, танками разбитой, – автобан в натюрлихе.
Я «Аризону» по этой травке-муравке до восьмидесяти разогнал, а мог бы, пожалуй, и больше. Ну да береженого меня и боги местные поберегут.
А вокруг – такой простор. Я даже снова начал песенку под нос мурлыкать. Нашу, ротную.
Был у нас такой сержант Дьяченко – коренной сибиряк с тридцать третьего года, погиб два месяца назад, во время поиска, – и вот он ее «спивав»:
А припев мы уже на свой лад немного переиначили:
Проехали так часа полтора. Солнышко косматое уже совсем низко опустилось, краешком за горизонт цепляется. И кажется, еще чуть-чуть, самую малость поднажать, на педали надавить – и в самом деле влетим мы с разгону прямиком в него, точь-в-точь как давеча в стену замковую.
А степь вокруг – если, конечно, это степь, а не какая-нибудь там саванна с пампасой – все такая же гладкая да ровная. Я даже удивляться начал. Ну ладно, птиц нет, ну зверюшек мотор распугал – допустим, хотя, с другой стороны, с чего б это им от этого звука шарахаться, если моторов у них тут от местного сотворения не бывало. Но чтоб за полтора часа ни холмика, ни кустика, вообще ничего такого, что бы над травой хоть на самую малость высунулось…
Да и сама травка эта синяя… как подстриженная.
Подумал я об этом – и сразу мне как-то не по себе сделалось. Вида,