– Можно, – прошу, – это послание еще раз вслух зачесть?
А пока, думаю, эту телегу излагать будут, я хоть немного обстановку в голове прокачаю.
Да уж, думаю, такого задания мне еще выполнять не приходилось. Даже с Охламоном. Тварь, конечно, была пакостная, но не страшнее «тигра».
– Ладно, – говорю. – Передайте его лордству или кому еще там надо, что все будет сделано в наилучшем виде.
Развернулся и вышел.
А сам думаю – сказать-то легко, а вот сделать. Сам-то я до этого занимался делом напрочь противоположным.
Ладно. Вот и будем скакать от противоположного – поглядим на эту задачу с точки зрения противника. Чего бы я сотворил, если бы мне принцессу эту велели не уберечь, а совсем наоборот.
Подумал я это – и сразу у меня перед глазами наш капитан возник: как валяемся мы на земле, мокрые после утренней разминки, а он вроде даже и не запыхался, прохаживается вокруг и лекцию читает:
–…Очень важна тщательная подготовка места засады. Вражеская колонна должна быть по возможности «зажата». Оврагом, скатом – чем угодно. Обочину минировать. Место перед своей позицией – минировать обязательно! – Поворачивается на каблуках: – Сержант Белосыпко, вам это ясно?
– Так точно, товарищ капитан!
– С какой стороны по ходу движения колонны нужно устраивать засаду?
– С правой, товарищ капитан!
Левосторонее правило – это один из любимых капитановых коньков. Он нас уже заставил на нем не одну собаку сжевать. А на самом-то деле просто, как и все гениальное, – с правого плеча вправо стрелять неудобно. А если в цепи, то ты своим стволом еще и в спину соседу упрешься, а следующий – тебе.
– Расстояние?
– 70 метров, товарищ капитан.
Тоже понятно. Чтобы гранату в ответ не могли добросить.
– Сколько должен длиться огневой налет?
– 10—15 секунд, товарищ капитан.
Все правильно. Один рожок из автомата. Потому что еще секунд через 5—7 ответная пальба начнется, а через 20 и вовсе попытаются правильный бой завязать.
Стоп, думаю, куда-то меня не туда занесло. Все это хорошо, правильно все это, только как они при таком стремительном налете собираются принцессу наверняка укокошить? Вопрос. Какими бы лопухами местная стража ни была, но с огнестрелом-то наверняка ведь не понаслышке знакомы. А раз так, первое – стащить, заслонить, телами прикрыть, наконец!
Не вытанцовывается чего-то, а, Малахов?
Еще раз поехали. Численного превосходства у них быть не может, да и равенства примерного – это Иллирии твердо обещал. Ближняя стража – полк, не полк, но уж сотня-то рыл там обязательно наберется. Даже если с настоящим оружием у них туго – на дистанции кинжального огня толпой задавят.
А если миной управляемой…
Минут пять я еще таким манером голову поломал – так прикинул, эдак, а толку – как в той сказке: «думал, думал, ничего не придумал». Плюнул и пошел за рыжей.
Смотрю – темнеет. Поднял голову – на солнце облака наползают. Неприятные такие, клочковатые, словно борода немытая. И свет от них гадский какой-то.
Я как-то похожий свет видел. Этой весной.
Облака тогда другие были. Еще более рваные, и неслись они где-то в дикой высоте, куда никакой бомбер не заберется, даже разведчик высотный. И ветер был дикий, но тоже там, наверху, и казалось, словно киноаппарат сломался и ленту в три раза быстрее, чем положено, крутит.
И солнце тоже было нехорошее, злое. Белый косматый шар стоял над лесом, и тени от деревьев перекрещивались на синеватом снегу. В поле снег уже сошел, но в лесу он еще держался, даже сугробы попадались приличные, в которые провалиться можно. Плохо, но там, где не было снега, была грязь – с каждым шагом на ботинки налипало по полпуда.
А следы оставались и там, и там.
И мы бежали по этому лесу. Бежали так, что даже хрипеть уже не оставалось сил и откусывать куски воздуха тоже – влетает в пасть набегающий поток, и ладно, а за нами… мы бежали, а они не отставали, они дышали нам в затылок все жарче и яростнее, и наконец капитан скомандовал остановиться, потому что стало ясно – не уйти, и драться все равно придется, и лучше это сделать, пока остались хоть какие-то силы.
Я смотрел на этот мутный заоблачный свет и вдруг четко, как наяву, увидел.
Здоровенный рыжий эсман, рукава камуфляжной блузы закатаны по локоть, и видно – руки заросли шерстью, прямо орангутанг какой-то, – прислонился к стволу березы и пытается закурить, а в зажигалке то ли бензин кончился, то ли кремень, щелк, щелк, скорее все-таки бензин, искра есть, и, похоже, он от этой искры и пытается прикурить, страдалец.
– Да, Вилли, – говорит кто-то слева, мне его не видно, – а нервы у тебя стали совсем никуда.
Рыжий, не прекращая попыток раскурить, что-то бурчит в ответ.
– Да, Вилли, – продолжает тот же голос, – это тебе не за девками по двору гоняться.
Рыжий наконец взрывается. Зажигалка летит в сугроб, следом – сигарета.
– Откуда они, черт их побери, взялись, эти русские? Здесь же не было никаких банд, Ганс. Из какой богом проклятой норы…
– Какие банды, Вилли, – тот, кого не видно, явно издевается, по голосу это ясно слышно. – Посмотри на их оружие, на форму. Это русская войсковая разведка, бедный ты мой баварец, мы же в прифронтовой полосе. Или ты забыл, какой сейчас год на дворе?
Рыжий начинает носком сапога расшвыривать снег – зажигалки, что ли, жалко стало, – а еще двое эсманов волокут мимо за ноги тело: волосы на затылке слиплись, и снег за ними розовеет, а гимнастерка – наша! – на спине вся изорвана, здоровые дыры, выходные, от очереди в упор.
И почему-то я знаю, что мне ни в коем случае нельзя увидеть лицо того, которого волокут.
И я затряс головой, стараясь избавиться от этого проклятого наваждения и вспомнить, как оно было тогда на самом деле.
Мы развернулись им навстречу, как загнанные волки, только волки сражаются за свою шкуру, а нам надо – и плевать, что их вдвое больше, – нам надо дойти и доложить – а потом можно подыхать хоть по сто раз на дню. А умереть до этого мы права не имеем.
И когда они появились – разгоряченные, по сторонам не смотрят, ну как же, вот-вот они настигнут, вот-вот замелькают за деревьями спины, которые можно будет наконец поймать на мушку. А из-за деревьев им навстречу полетели гранаты – одна, две, три – мало, мало, зря угробили столько на растяжки, и я вывернулся из-за ствола и короткой очередью подсек темную фигуру, мечущуюся между деревьями, и тут же второю – «с тычка», что называется, он как раз начал высовываться
