друга встретил. А что, в каком-то смысле так оно и есть. Я «ППШ» как получил в январе 42-го, первым во взводе, так с ним, считай, и не расставался. До разведроты. Там уже не всегда получалось – и с «сударем» пришлось побегать, и со «шмайссером» – это уж как задачу поставят. Но, если обстановка позволяла, я всегда «шпагин» старался брать. Из него и одиночными приятно – масса большая, приклад, ну а если уж мясорубка пойдет – кто кого… фрицу уже третий рожок вставлять, а у меня все первый диск… комментарии, как говорит старший лейтенант Светлов, излишни.
Диск бы, кстати, запасной, а лучше – два. Ну это уже, думаю, во мне опять хомячьи инстинкты проснулись. Вот ведь как неправильно человек устроен —сколько ни дай, все ему мало! Ох, чувствую, долго еще наши потомки будут в своем коммунистическом будущем эту привычку с корнем изживать!
Вставил диск обратно, патрон в ствол загнал и только собрался дальше по следам чуток пройти, как – чу! Мотор тарахтит. Знакомый мотор. «Доджа» три четверти.
И кто же, думаю, это быть может? А самого зло так и разбирает. Вот ведь… феодалочка! Был ведь прямой приказ получен! А если бы меня здесь тихонько саблями пошматовали?
Ох и полетят сейчас от кого-то пух и перья! Я хоть и не капитан, но, если надо, тоже в гневе страшным бываю.
Выскочил из леса – ну, точно. Стоит себе преспокойненько мой «Додж» метрах в пятистах. Ближе, чем нас тогда «дегтярем» накрыли – это додуматься было надо!
Разозлился я так, что, наверное, дымиться начал. Иду к «Аризоне», в каждой руке по автомату, ну, думаю, сейчас я этой рыжей ка-ак выдам по первое… и по второе… и по двадцать пятое… вот только где она?
«Додж» стоит, дверцы закрыты – а Кары не видать.
Так, думаю, это еще что за шутки. Фокусы… с неприятным душком.
Закинул «шмайссер» за спину, «ППШ» на изготовку взял.
Подхожу к машине – никакого движения. Метров на пять подобрался – и тут в кузове скрежет, кто-то вскакивает – и к пулемету. Ну и я, понятно, упал, к машине, в мертвую зону, подкатился и только собрался этого горе-пулеметчика располовинить, гляжу – рыжая. Тьфу.
У меня даже злость вся куда-то пропала. Была – и нету, словно шарик воздушный проткнули.
– Эх ты, – только и слов нашлось. – Феодалочка. Шуточки у тебя… у старшины Раткевича ты бы за такие шуточки месяц из нарядов не вылезала. Я же, – говорю, – уже черт один знает что подумать успел.
А она на меня смотрит глазищами своими ясными… детскими, черти б ее драли!
– А мне показалось, – всхлипывает тихонько, – что это была хорошая мысль.
– Да уж, – вздыхаю, – ладно, я скупердяй известный, не захотел машину портить, а то бы прочесал ее… крест-накрест. Или гранату в кузов. Об таком раскладе ты не думала, а?
– Я… я просто хотела помочь тебе.
Посмотрел я на нее долго… и ничего не сказал. Ладно.
Пошел на покойников наших посмотреть. То еще зрелище, доложу я вам. У крупнокалиберной пули энергия страшная, а тут, считай, в упор врезали, с кинжальной. Мне-то ладно, я за три года войны и не такого навидался, а вот рыжей на дело своих рук смотреть… враз с лица спала, побледнела.
– Ты вот что, – говорю, – иди в машину. Я тут сам разберусь. Как- нибудь.
– Я…
– He-рядовая Карален, опять приказ, – ласковым таким тоном интересуюсь, – игнорируете?
Подействовало.
Для начала личностью в белом занялся, эльфом этим самым. Тем более что он лучше других сохранился. Подумаешь, пол-черепа не на месте. Когда это нас такие мелочи останавливали?
Подошел, присел, только руку протянул…
– Эй, – кричу рыжей, – так это же не человек!
– Что?
– Личность эта… в белом, которого я завалил. Уши у него… неправильные.
– Он – эльф! – орет Кара от машины. – И уши у него эльфийские.
А-а. Вот оно как. Так вот какой, думаю, одиннадцатый.
Присмотрелся повнимательнее – ну да, у этого эльфа еще и зрачки вертикальные, словно у зверя. Да и лицо… иное. Костистое, заостренное… и белое. Слишком белое, даже для трупа.
Потрогал я его осторожно за щеку, глянул на кончик пальца – ну точно, налет какой-то белый. Припудрился, гнида.
– Так, значит, – говорю. – А ну, тащи сюда канистру с водой.
– Зачем?
– Да эльфа этого, – пинаю, – отмывать будем. Очень мне интресно, как этот гад на самом деле выглядит.
Вылил я на него пол-канистры, гляжу – рожа, даром что у трупа, враз потемнела. Не порозовела до человеческого состояния, а именно потемнела. Словно в белую бумагу что-то черное завернуто – изнутри проступает.
– Волосы, наверное, тоже перекрашены, – тихонько рыжая говорит. – Просто краска более прочная.
– А что, – спрашиваю, – есть какие-нибудь соображения по поводу?
– Это, – кивает на труп Кара, – темный эльф, дарко. Их раса поклоняется Тьме столь же рьяно, как светлые эльфы – силам Добра и Света.
– Здорово, – говорю. – Удобно.
Никаких тебе лишних проверок. Глянул на рожу – и в расход. Юде, комиссарен… теперь еще и эльфы. Если такой логики придерживаться, то у нас в Гражданскую с белыми гуроны и ирокезы воевали.
– Говорят, – рыжая словно мои мысли подслушала, – что когда-то эльфы были единым народом. Но после прихода Тьмы… часть эльфов… предалась ей… и Тьма отметила их своей печатью. Так появились дарко, темные эльфы, одни из самых преданных слуг Тьмы.
– Странно, – говорю, – что эта Тьма не стала наших негров экспортировать.
Вот уж кто бы на местных неизгладимое впечатление произвел.
Доспех у этого эльфа был хорош. На нагруднике даже вмятины от пуль не осталось, так, царапины. А ведь в упор бил. Интересно, думаю, а станкач оно тоже выдержит? Если да, то я себе такое хочу. Взамен могу амбразуры грудью закрывать, три раза в день.
Жаль, что мы с покойником в разных весовых категориях, а броняшка, похоже, цельная. Кираса, вот как эта штука называется. Головой я в нее еще пролезу, а вот
