— Не надо! — запротестовал Юся, но было поздно. Свои же мужики, из ЖЭУ, окружили его, и пленник урны увидел, как в камере обскуре, на коробке с бомбой две перевёрнутых фигуры, которые сели на корточки рядом. Видимо, они держали пингвина, чтобы не раскачивался, в то время как невидимые руки просто взяли Юлика и выдернули из плена.
Юся зажмурился от яркого света, а когда открыл глаза, увидел мужиков в оранжевых, как у него, жилетках с надписью «Воронежское ЖЭУ-17», милицейский «воронок», «скорую помощь» и ещё тентованный грузовик с военными номерами.
Над Юсей склонился Горемыка.
— Живой?
— Живой.
— Тогда пошли, — участковый накинул на Юлика одеяло и ласково повёл прочь.
На остановке, кроме милиции и мужиков из ЖЭУ, никого не было. К бачку подошёл человек в камуфляже и с чемоданчиком, видимо, сапёр.
— Твою мать, Юся, что ты за кашу заварил? — шёпотом ругался Горемыка, пока они медленно шли прочь от остановки.
— Так ведь бомба...
— Окстись, дуболом, какая у нас бомба? У нас жульё да бандиты, а здесь даже не самое оживлённое место. Ты хочешь сказать, что у нас тут кто-то теракт устроить решил? А вот тебя, как человека без паспорта, легко могут в оборот взять, как террориста.
Юся не успел ответить: его пригласили в белую «волгу», стоящую дальше всех прочих автомобилей.
— Капитан Воронин, — представился сидящий на заднем сидении человек неприметной наружности.
— Кефир, — представился Юся чужой фамилией, под которой жил.
— Вы и вправду видели в урне бомбу?
— А зачем бы мне тогда орать?
— Это я у вас спросить хотел. Вы понимаете, что это может быть ложный вызов?
— Лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Простите?
— Лучше перестраховаться, говорю.
— Что у вас с дикцией? Зубы не на месте?
— При чём здесь моя дикция?!
Фээсбэшник никак не мог справиться с улыбкой, упорно растягивающей его губы к ушам. Юся привык. Странным ему казалось другое — в голове он прекрасно мог произносить букву «р», а вот вслух отчего-то получалась только «л». Дразнить его никто не дразнил, но стоило Юсе начать говорить — и все покатываются. Особенно если он о «сельёзных вещах лассказывает».
Капитан овладел, наконец, мимикой и сказал:
— Но почему вы решили, что это именно бомба?
— Вы что, не слышали, что зимой на автобусной остановке рвануло?
На улице стало оживлённее. Солдаты подбежали к сапёру, тот махнул рукой, и рация в машине ожила:
— Имитация.
Юся растерянно посмотрел на капитана.
— Поздравляю, — сказал фээсбэшник. — Вы не ошиблись.
— В смысле?
— В том смысле, что это не бомба, но её имитация, а не просто часики в коробке. Штраф платить не придётся.
Юся облегчённо выдохнул:
— Слава богу.
— Зачем вы вообще туда голову засунули, в эту помойку?
Опустив глаза, Юся тихо сказал:
— Блевать хотел.
Капитан покачал головой — час от часу не легче.
— Подпишите здесь и здесь.
— Что это? — спросил Юся, тупо глядя в бумаги.
— Это подписка о неразглашении. Вы никому не рассказываете о том, что здесь на самом деле произошло.
— А люди?
— А паника? — парировал капитан. — Мы предпримем все усилия к поимке террориста, а вы — не создавайте помех в оперативной работе. И вот ещё... Если что-то подозрительное увидите — звоните по этому номеру, — и он протянул визитку.
Юся машинально принял бумажный прямоугольник и засунул в нагрудный карман. Потом вынул из внутреннего кармана авторучку и оставил два автографа на казённом формуляре.
— До свидания, — сказал Воронин.
Едва Юся покинул машину, двигатель взревел, и «волга», взвизгнув шинами, унеслась прочь.
— О чём говорили? — спросил Горемыка.
— Не скажу, — ответил Юся.
— Ты чего, боец, субординацию нарушаешь? — рассердился участковый.
— Ну, не могу я, подписку дал.
— Я тебе сейчас тоже дам. Это моя земля, и я здесь всё должен знать.
Юся затравленно посмотрел на Горемыку — не могу.
Но, похоже, говорить ничего и не надо было — всё было написано на физиономии дворника.
— Твою мать, только этого мне не хватало, — выдохнул Горемыка.
— Барби. Барби. Ты меня слышишь?
— Господи, Майор, ты мне дашь умереть спокойно? Или тебя тоже убили?
— Слышали? Она моей смерти хочет. Значит, скучает.
— Мистер Брайдер, это палата для тяжелобольных, ведите себя соответствующе. Мисс Кравец...
— Миссис! — возмутился Майор. — Она миссис! У нас был секс!
— С лошадью Симона Боливара у тебя был секс, мерзавец, — простонала Барбара и открыла глаза.
Над ней, словно ангел господень и демон ада склонялись незнакомый благообразный мужчинка в белом халате и Майор в ярко-красной, будто кетчупом измазанной, цветастой рубахе.
Доктора слова про секс смутили. Очевидно, то, что лежало сейчас на больничной койке, не вызывало ассоциаций с данным разделом анатомии. Эскулап стоял, краснея, и не знал, что сказать. Зато Майор разливался соловьём:
— Я же вам говорил, что не такой она человек, чтобы сдохнуть от какой-то пули в спину. Она чемпионат мира по покеру выиграла. У меня! Вы не играете в покер? Не смотрите так, я понял, вы правы — ну его, этот покер. Так чем вы меня обрадуете? Она уже идёт на поправку? Не молчите, док, скажите мне самую страшную правду. Она не сможет иметь детей?
— Что? — испугался док.
— Что? — возмутилась Барбара.
— Прости, дорогая, я не думал, что ты меня слышишь. Не переживай. Мы обязательно спаримся... то есть я хотел сказать — справимся с этим.
— Пшёл вон, дурак, — крикнула Барбара по-русски, и острая боль опять пронзила её в спину.
— Что? — спросил Брайдер.
— Мне кажется, она просит вас удалиться.
— Хорошо, — согласился Брайдер. — Хорошо. Я уйду.
Он со скорбным видом продолжал стоять.
— Мисс Кравец... — тихо позвал доктор.
