Ванька-Белка оказался красивым высоким брюнетом лет тридцати, одетым как краснофлотец. Ишь, как скалится, знает себе цену. Не одно бабье сердце по нему, наверное, иссохлось.
— Так что ты говорил, фраерок?
— С глазу на глаз перешептаться хочу. Не боишься?
Белка рассмеялся еще громче:
— Тебя?
Те двое, что терлись чуть поодаль, — не то Белкины телохранители, не то клевреты — смотрели равнодушно. Они не думали, что Белка решится на такое безумие.
— Мерин, Сергун, сдриснули оба.
— Чего?
— Сдриснули, говорю, оба. Нам тут с фраерком интим нужен.
Мерин и Сергун, помявшись, вышли из комнаты.
— Смелый ты, фраерок. Я люблю смелых. Они потом плачут горше.
— Думаю, плакать не придется. Дело тебе предложить хочу…
Что всего удивительнее было Курбанхаджимамедову — так это почему уголовка так бездарно расходовала силы и средства. Посадить человека с биноклем на чердак возле Сенного рынка и записывать все, что происходит. Всего за неделю тщательных наблюдений поручик вычислил, кто из трущихся на рынке людишек наводчики, кто карманники, кто фармазонщики. Вычислив наводчиков, он отлавливал их и тряс до тех пор, пока они не признавались, на кого работают. На пятом — вернее, на пятой, потому что наводчицей оказалась баба, — Курбанхаджимамедову повезло. Баба рассказала, где искать Белку, и поручик милосердно свернул ей шею, потому что все равно ей было не жить.
Впрочем, на встречу с бандитом он пошел не сразу. Сначала он устроился на работу в милицию. Мелкой сошкой, водителем, изображая из себя контуженного на фронте дундука, только и умеющего, что крутить баранку. Выбор его объяснялся просто — если предметы из коллекции Булатовича попали в руки мародеров, где-нибудь они себя да проявят. Но только ментовские сплетни слушать — слишком неэффективная метода. К тому же всех не переслушаешь. Была у Курбанхаджимамедова еще одна богатая идея, но провернуть ее в одиночку он не мог, потому ему и понадобился Белка.
Поручик подкараулил бандита на Лиговке, возле шалмана.
— Эй, морячок, прикурить не найдется, — спросил Курбанхаджимамедов, когда Белка со своими приятелями появился в подворотне.
Бандиты сразу достали волыны, и Курбанхаджимамедов примиряюще поднял руки:
— Вы че, братишки, шуток не понимаете.
— Ты откуда такой вывалился, чувырла?
— Да вот, стою, тебя поджидаю, в шалман одного не пускают.
— А ты ко мне в подружки клеишься?
— У меня подружки с собой. Вели псам своим волыны убрать.
Белка цыкнул, и стволы спрятались в бушлатах. Поручик медленно, чтобы не нервировать преступников, раскрыл полы шинели, и Белка присвистнул — по карманам поручика было рассовано шесть бутылок «смирновской».
— И откуда я узнаю, что ты не из легавки?
— А я из легавки и есть, — ответил Гурбангулы, застегивая шинель.
— Че, серьезно? — заржал Белка.
— Так поговорим?
— Ладно, пошли.
В шалмане было тесно и накурено. Нестройно дребезжали две гитары, где-то играли в карты, из маленьких комнаток зазывно выглядывали страшные бабы.
Белке с компанией отвели совсем крохотную комнату со столом и двумя скамьями. Белка уселся спиной к стене и кивнул поручику на место напротив. Дружки встали у двери.
Когда поручик убедил бандита выпроводить Мерина и Сергуна, разговор пошел конкретный.
— Ты что, правда из легавки?
— Правда. Но ведь ты никому не скажешь?
— Да тебя щас здесь на хлястики порежут.
— Сначала я тебя порежу.
Не успел Белка открыть рта, как нож оказался у его горла.
— Не надо никого звать, Белов, я тебе ничего не сделаю, если ты перестанешь молоть языком и пытаться меня запугать. Представь, зайдут сюда Мерин и Сергун, а ты в таком виде. Они же уважать тебя
