перестанут. А я хочу, чтобы тебя продолжали уважать. Но и ты меня уважай, иначе я себе другую компанию искать буду, повежливее.
— Уболтал, — ответил Белка. — Только пику убери, царапает.
— Другое дело.
Курбанхаджимамедов достал водку и поставил на стол. Белка позвал своих клевретов, отдал им пару бутылок, чтобы обменяли на закусь, пока гость откупоривал первую и разливал по стаканам.
— Ты знаешь, кто самые богатые люди в Питере? — спросил Курбанхаджимамедов.
— Буржуи недобитые, — ответил Белка, выпивая.
— Ну и дурак.
Поручик тоже выпил, не дождавшись закуски, и снова налил.
— Самые богатые в Питере — это барыги. А недобитые буржуи уже все свое добро сменяли на еду. Работать же их никуда не принимают.
Белка почесал голову. По всему выходило, что странный гость прав.
— Тебя звать-то как? — спросил он.
— Поручик, — ответил Курбанхаджимамедов. — Просто поручик — и все. Так вот, объясняю план. Мне нужна вот эта штука, — и он выложил на стол лист бумаги, на котором, как умел, нарисовал тритона. — Когда ты приходишь к барыге сдавать хабар, показываешь ему эту штуку. И говоришь — так, мол, и так, Борух Соломоныч или Алим Поликарпыч, как там его зовут, — так и так, буду я тебя грабить, пока ты мне не найдешь эту штуковину. А если найдешь или скажешь, где видел, — сразу половину хабара бесплатно отдаю. Понял?
— Да меня свои же на пики поставят. Да и не бывает, чтобы у барыги не было мокрушника своего на пайке. Иначе их бы давно уже ограбили всех.
— Логично, — задумался Курбанхаджимамедов. — Тогда давай так. Показываешь всем эту штуку и говоришь, что нашел купца заморского, который за нее золотом платит.
— А что, и впрямь золотом платишь?
— Вот когда найдешь — тогда и поговорим. Но за такую вещь можно легко миллион золотом взять.
— Это на новые сколько получается?
— Ты таких чисел не знаешь, даже не считай.
— Брешешь!
— Редкая вещь. Раритет. Вот только купца на нее один я знаю, и искать бесполезно, понял?
— То есть, если я тебе эту ящерицу притащу, ты мне миллион золотом?
— Империалами.
— Лады!
Снова выпили, уже под закусь, которую принес Мерин.
— Наливай! — распорядился Белка.
— Некогда мне. Встречаться будем здесь, каждую пятницу. Даже если ничего не найдешь — все равно приходи. Если что разузнаю про ментовские дела — сообщу.
— Слишком ты смелый, — покачал головой Белка.
— Не смелый, а умный.
Курбанхаджимамедов встал из-за стола. На мгновение в воздухе пронесся смрадный запах сортира, и Белке даже плохо стало, но тотчас все прошло — незнакомец скрылся.
Часть вторая. Коварство и любовь. 1920 год. Пропащие люди
Разговор у начальника уголовного розыска Кошкина с Кремневым начинался тяжело.
— Сергей Николаевич, у вас ведь отец разночинец, да?
— Совершенно верно.
— И мать тоже не из высших слоев?
— Бог миловал.
— А вот мне не повезло. У меня родители — дворяне. И я каждый день по тонкому льду хожу — когда же наконец все начнут тыкать пальцем в мое неправильное происхождение. Никто даже не вспомнит, что отец был беден, мать скончалась после родов, а воспитывала меня прачка. Никто не спросит, что глаз я потерял в кузнице, когда кусок окалины отлетел от пережженного металла во время практики в мастерских. Я под ударом только из-за неправильных родителей. Вы, конечно, тоже, потому что работали на царскую полицию, и никого также не будет интересовать, что вы ловили убийц и воров. Я понимаю, что вам плевать на меня, я вам никто, но ваши друзья! Аркадий Аркадьевич, Алексей Андреевич — с ними как?
Кремнев молчал. Вины за собой он не чувствовал, но Владимир Александрович был прав — под ударом сейчас все. Он никак не мог подумать, что Бенуа выкинет такой номер — позвонит в чрезвычайку.
