невеселый.
…Барону спалось скверно. То и дело снились кошмары. В привычные фронтовые сновидения врывалась всякая нечисть и нежить, вместо комиссарских шинелей под прицелом пулемета оказывались красномордые упыри, которых обычные пули не брали, запас же серебряных был разворован шкурами- интендантами… Проснувшись в очередной раз в холодном поту, Корф взял пачку сигарет и направился на кухню. Не став включать свет, он сел на стул возле окна и жадно затянулся, надеясь прогнать одурь.
Внезапно барон понял, что он не один. Рядом с ним тихо, настолько, что не было слышно дыхания, стояла Кора. Корф вздрогнул от неожиданности, всмотрелся, и его вновь передернуло – от девушки шло еле заметное зеленоватое свечение.
– Не спится, Михаил? – одними губами, почти без всякого выражения, спросила Кора.
– Нет… да… в общем, по всякому, – растерялся полковник. – Кошмары, сударыня, замучили. Упыри мерещатся, кол им всем осиновый!
Тут он сообразил, что сморозил явную глупость, но извиняться было еще несуразней.
– Кол не поможет, – равнодушно ответила девушка. – Если душа заклята, ее не освободит даже разрывная пуля в сердце…
– Ради Бога, Кора, что вы такое говорите? – возмутился Корф.
– Правду… Здесь все меня принимают за больную, даже вы. Ваш Мик… Он славный мальчик.
– Про Папюса толковал, сударыня? – вздохнул барон.
– Да, – улыбнулась Кора. – Про Папюса, про Елену Блаватскую, чудодея мсье Филиппа и про тибетскую Книгу Мертвых. Он даже рассказал про древнюю рукопись о святом Иринее и жаловался, что ее автор не записал какое-то заклинание. Если бы это было все так просто!
– Кора… – барон на мгновение запнулся. – Мику, паршивцу, ей-ей уши надеру!.. Но рукопись об Иринее действительно существует…
И он как можно точнее передал то, что слышал от Ростислава Говорухи.
– Конечно, это может быть простой выдумкой… мистификацией, но заклинание я помню. На крайний случай…
– Михаил Модестович! – прервала девушка. – Михаил! Ради Того, к Кому обращаться я не имею права, – забудьте об этом! Если заклинание – выдумка, оно не поможет. А если правда – вы понимаете, что будет с вами?
– Пока не очень. Признаться, пробовать не тянет. Представляете: гвардейский офицер и… А посему все сие ерунда! Прищучим упыря – и баста!
– Волков храбр, – задумчиво проговорила Кора, – но боится смерти куда больше, чем обычные люди. Там его ждут уже давно. Волков как-то проговорился, что смерть принесет ему какой-то молодой солдат… или офицер, не помню. Он в это верит – и не щадит никого.
С утра Корф и Мик, ночевавший эту ночь у Келюса, отправились к «Олимпийскому». Барон, человек серьезный, решил действовать наверняка. Правнука он взял с собой не столько ради автомобиля, поскольку в погоню по оживленным столичным улицам не очень верил, сколько ради собственного спокойствия. Польщенный доверием Плотников клятвенно обещал во всем слушаться канадского кузена.
Остальные не покидали квартиры, кроме Фрола, который отправился к художнице, обещая вернуться в самое ближайшее время. Пришел он, однако, нескоро, причем не один, а с девушкой. Лида заявила, что по-прежнему не понимает, отчего самочинные сыщики не заявят на Волкова в милицию, но Фрола одного не пустит. Вздохнув, Келюс согласился, велев дхару не отпускать от себя авангардистку ни на шаг.
Часа в четыре пополудни позвонил Мик. Пожаловавшись на недостаток сигарет, он сообщил, что прибыл автомобиль с багажом певицы. Охраняли его действительно тщательно, но ни Волкова, ни самой Алии пока не было. Вскоре Келюс дал команду выступать, и все вместе направились к «Олимпийскому». На станции метро было людно – похоже, намечался аншлаг. У громадного здания спорткомплекса, стены которого пестрели гигантскими плакатами, изображавшими полуобнаженную диву с раскосыми восточными глазами, уже клубились толпы поклонников. Среди юнцов и девиц с несмываемым клеймом ПТУ на лбу, Келюс заметил группу крепких мужчин, явно не из числа тех, что посещают концерты поп-звезд. Лунин удивился, но тут один из них развернул имперский бело-черно-золотой триколор, а еще у нескольких Николай заметил свернутые транспаранты. Все стало ясно – патриоты готовились к бою.
Народ валил валом, и городские власти заранее оцепили здание тремя кордонами людей в форме. Первый ощетинился внушительного вида дубинками, которые время от времени угрожающе вздымались, заставляя толпу сохранять терпение. Впрочем, зрители вели себя тихо, приберегая эмоции для самого концерта.
Оставив Фрола и девушек в стороне от основного потока и запретив им сходить с места, Лунин направился к одной из запасных дверей, где должны были находиться барон и Мик. Он застал юного Плотникова в одиночестве – барон, любивший основательность, лично дежурил у наглухо закрытого служебного хода, надеясь подстеречь нежданных гостей.
Мик держался гордо. Ради пущей таинственности он водрузил на нос темные очки вместо обычных и демонстративно смотрел в противоположную от входа сторону, лишь время от времени бросая назад осторожные взгляды. Первым делом он закурил сигарету из пачки, привезенной Келюсом, а затем приступил к докладу.
Выгрузку багажа они наблюдали вместе с бароном, который мог лично опознать Волкова. Однако среди охраны, грузчиков и прочей обслуги майора обнаружить не удалось. Не мелькали в толпе и черные куртки – охранники Алии были одеты в цивильное.
– А багаж? – напомнил Николай.
– Обычный, – пожал плечами Мик. – Аппаратура, усилки, клавишник, инструменты всякие, контейнеры.
– Большие контейнеры? – Лунин вспомнил то, что капитан-гэбэшник рассказывал Корфу.
– Не-а, я же говорю – обычные. – Мик подумал и добавил. – Один, вроде, крупный. На нем еще надпись – «Не кантовать!», как на телевизоре.
Келюс велел Мику подождать еще десять минут, а потом вместе с полковником идти в зал, сам же вернулся к основным силам. Похоже, первая часть замысла – засада – провалилась. Фрол нетерпеливо покосился на Лунина, но тот, отрицательно покачав головой, в двух словах обрисовал ситуацию. Дхар пожал плечами и взглянул на Кору. Та кивнула.
– Там два входа, – принялся было объяснять ей Келюс. – Один открытый…
– Не надо, – остановила его девушка. – Я сама. Дайте мне билет, Николай, я скоро вернусь.
Вскоре Лида, Фрол и Келюс оказались в зале. Места были достаточно далеко от сцены, зато близко от входа, что в данном случае имело свои преимущества. Для полной гарантии Николай захватил мощный полевой бинокль, чтобы не упустить ничего из происходящего в зале.
Публика, заполнившая «Олимпийский», уже свистела и вопила, требуя начала. Справа от сцены сгрудилась сотня мрачного вида патриотов; они сидели молча, держа наготове плакаты, транспаранты и, как заметил Лунин, несколько мегафонов. Те, кто готовил концерт, опасались чего-то подобного, поскольку здесь же расположились люди в синей форме, а у самых подмостков стояли молодые люди спортивного вида в штатском. Фрол, взяв у Николая бинокль, внимательно их оглядел, но никто из охранников не напоминал красномордых головорезов Волкова.
– Наверное, Алия не приехала, – Келюс поглядел на часы. – То-то наши ее не видели.
– Они всегда опаздывают, – откликнулась Лида, чаще Лунина бывавшая на таких мероприятиях. – Марку держат.
– Марку, елы, – пробормотал Фрол, не бывший поклонником поп-эстрады. – Обезьяны, в карету их!
– Фрол, нельзя же так обобщать! – удивилась курносая. – Алия не лучшая, конечно, но не все же там козлы!..
В ответ дхар лишь пожал плечами.
Через несколько минут, когда в зале уже стоял сплошной рев, появились Мик и барон. Корф устало опустился в кресло и махнул рукой. Келюс понял, что ничего интересного обнаружить не удалось.
– Странно, – пробормотал Плотников, снимая темные очки и надевая обычные. – Алия так и не приехала. Во, облом!..
