самый.
– Эти ребята, Бранд и Дик, теперь будут драться на дуэли?
Стефан чувствовал, что его повело вокруг да около, но не решался заговорить о главном.
– Ничего страшного. Оцарапают друг друга и помирятся.
Мужчина, похожий на стареющего клерка, поставил перед ними две чашки черного кофе.
– Я тебя люблю, – выдавил Стефан, глядя на чашку, а не на Эфру.
– Помнишь, ты сказал, что тех подонков можно понять? Я тебе никогда этого не прощу.
– Я же тогда объяснил, что я имел в виду! Что они потянулись к красоте, и можно было, наверное, взять их под контроль, помочь им исправиться… Если бы ты захотела разбудить в них хорошее…
– Таких исправит только пуля или нож. Или зубы кесу.
– Я их не оправдываю! Я просто объясняю, почему я так сказал…
– Обрати внимание, они считаются нормальными. Знаешь медицинское определение нормы, из психиатрии? Это среднестатистическая закономерность – то, что характерно для большинства индивидов. Они таких умных слов не знают, но с гордостью называют себя нормальными парнями. И такой мрази действительно много. Если доходит до суда, к ним относятся снисходительно, как будто какая-то круговая порука – чего ты хочешь, это же наша норма! А по-моему, их надо загонять в резервации и держать там подальше от женщин, памятников архитектуры и домашних животных. Или отдавать кесу в порядке товарообмена, потому что лучше какое угодно зло, чем такая норма.
– Нет, Эфра, подожди… Я же их не оправдываю…
– Оправдываешь, а потом виляешь. – Она поднесла к изящно очерченным полным губам фарфоровую чашечку, отпила и продолжила: – Пусть ты и поэт, а те обыватели и судьи, которые их покрывают, рассуждают примерно как ты. Выискивают что-то общее с собой, умиляются – и дальше поехало по накатанной дорожке.
– Нет, подожди…
– Наверное, вам кажется, если вы будете их жалеть и выгораживать, они вас при случае тоже пожалеют. Ага, надейтесь… Встретите свору таких ублюдков в темном переулке – все равно забьют и бросят подыхать на морозе, да еще от души посмеются. Эта ваша так называемая норма ведет себя как раковая опухоль. Разрастается, дает метастазы, давит на соседние клетки, а больной, то есть общество, пытается убедить себя, что дела обстоят как надо – мелкие болячки, можно не обращать внимания. Они стараются уничтожить все, что не похоже на них и живет по-своему. Дика видел? Лорд подобрал его полгода назад в Вергемеше. Это причем даже не окраина вроде Мархена, а небольшой кордейский городок, от столицы двести шестьдесят километров. Дик умирал в местной больнице, его избили на улице. Он никого не убил, не изнасиловал, не предал, ничего не украл – он всего-навсего не похож на них. Его било человек десять. Черепно-мозговая травма, разрывы внутренних органов, множественные переломы. Местные власти не стали заводить уголовное дело, хотя весь Вергемеш в курсе, кто в этом участвовал. Мальчишке девятнадцать лет, и провинился он только в том, что не хотел превращаться в раковую клетку.
– Как же удалось его вылечить? Никаких следов не заметно…
– Лечить было бесполезно, лорд его исцелил.
Ого… На такое способны только маги высшей пробы. То, что Мерсмон рвется в верховные правители, нетипично. По традиции колдуны такой весовой категории держатся в стороне от политики.
Вслед за мимолетным удивлением в душе возник болезненный отклик на несправедливость:
– Подлость какая… В смысле, ситуация с Диком. И ничего нельзя сделать, чтобы их притянули к ответу?
– Пока ничего, но когда взойдет на престол Весенний Властитель, он сможет потребовать расследования. Или, наоборот, замять другое уголовное дело, а то Бранд рвался в этот Вергемеш, но ему велели дождаться весны. Пей кофе, остынет.
– Кстати, почему лорд? Это же несуществующий титул.
– Его ребята между собой так называют, он не возражает. А за «шефа» одному недогадливому бедняге досталось по-страшному, это слово ему не нравится, на всякий случай прими к сведению.
– У Бранда кузины со странностями, тебе не кажется?
– С чего ты взял? – неожиданно заинтересовалась Эфра. – Что тебе показалось странным?
– Ну… – Стефан вздохнул, обрадовавшись смене темы. – Если бы я был режиссером, а они – моими актрисами, я бы сказал, что они гонят совершенно не то.
– Сможешь сказать, что было не так?
– Разговаривают как-то неправильно, это сразу цепляет. И двигаются, словно какой-то хищный кордебалет!
Эфра вытащила из кармана записную книжку и с деловитым видом что-то пометила. Стефан тоже достал свой блокнот и записал про «хищный кордебалет», пригодится.
Встретившись глазами, одновременно усмехнулись, и он, приободрившись, рискнул снова вернуться к главному:
– Я продал парикмахерскую, чтобы увезти вас с Мархена. Съездил туда со специальным караваном, а вас уже нет. Извини, что я говорил, что их можно понять. Это как бы немного не я… Пожалуй, ты права насчет раковых клеток, но у меня с ними ничего общего. Я тебя люблю по-настоящему.
– Не обижайся, но никакой вашей любви мне даром не надо. А эти девочки, кстати, неплохие танцовщицы, выступают в масках. Приехали покорять столицу. Если наша команда победит, их возьмут в придворную труппу.
– Нельзя жить без любви! У нас с тобой все будет по-другому.
– Мне даже думать об этом противно. Сразу, знаешь ли, ассоциации… Это к тебе лично не относится, но ниже пояса я теперь словно каменная. Обледенелый камень. Держись от меня подальше.
У нее и в глазах поблескивал лед. Сине-серые узоры на стылом стекле.
– Неужели нельзя ничего сделать, чтобы ты поняла, что бывает по-другому? – жалким голосом спросил Стефан. – Чтобы ты смогла полюбить…
– А оно мне нужно? – Эфра неприятно усмехнулась. – Мысль о так называемой любви не вызывает у меня ничего, кроме рвотного рефлекса. Не знаю, что должно случиться, чтобы стало иначе. Наверное, что- то невозможное. Такое, во что я давно уже не верю.
– А твоя мама как себя чувствует? – поинтересовался он безнадежным тоном, прекрасно понимая, что его Эфра к разряду «невозможного» не причисляет.
– Неплохо. Лорд ее подлечил, и смена обстановки пошла на пользу, и то, что за меня больше не надо переживать.
– Я бы зашел к ней в гости, если она будет не против. Не дашь мне ее адрес?
– Не дам, – отрезала Эфра. – Не думай, что ко мне можно подобраться обходным путем.
– Да я… – он смешался, словно пойманный с поличным.
– Имей в виду, я выхожу замуж.
– Что?.. Как?.. За Бранда или за Дика?
– При чем тут они? За господина Мерсмона. Я его официальная любовница, а в будущем стану женой. Послушай доброго совета, не надо за мной увиваться, а то нарвешься на такие неприятности, какие тебе и не снились.
Стефан потрясенно моргал, застигнутый врасплох ощущением дикого противоречия. Наконец ему удалось подобрать слова и выстроить из них более или менее связный вопрос:
– Ты же сказала, что никого не любишь, а собралась замуж, зачем тебе тогда замуж?.. Разве ты его любишь?
– По крайней мере, уважаю и готова служить ему верой и правдой.
– А как же то, от чего тебя тошнит? – напомнил он запальчиво.
Девушка слегка пожала плечами, с невозмутимым выражением на лице, только в узорчатых морозных глазах мелькнуло затаенное торжество.
«Так она же не спит с ним! – осенило Стефана. – Видимо, этот фрукт решил дождаться, когда у нее пройдет. Влиятельный, безусловно богатый, еще и колдун. Бедный поэт против него – как лесная букашка под гусеницей таран-машины. Ага, потом запишу… Неужели Эфра пошла к нему ради обеспеченной и безопасной жизни? Или ради мести, чтобы натравить его на тех ублюдков с Мархена? Два разных сюжета, и
