сказано же – не ходи туда!
– Куда?
– Туда, где дверь из стекла. Тогда не обидишься на весь мир. Эти ворюги, кроме денег немереных, посулят тебе изменить прошлое – будто они сделают так, что с тобой на самом деле этого не случилось, и ты ухватишься, как дурак за дутые акции. Взаправду ничего они в прошлом не поменяют. И рады бы, да нельзя, только память тебе, болезному, чуток подправят. Закон запрещает, но они потому и зовутся Высшими, что стоят выше закона, выше добра и зла. Ради благих целей, сиречь интереса своего шкурного, что угодно вытворят, как сестрицу мою старшенькую когда-то убили. Цель оправдывает средства – слыхал небось?
– Вы говорите опасные вещи, – заметил Стефан, частично трезвея.
Высшие – запретная тема. Известно только, что это маги покруче всех прочих, особенные, бессмертные, всесильные. О них нельзя говорить плохо. О них лучше вообще не говорить, не любят они лишней огласки. А уж обзывать их ворюгами и обвинять в «шкурном интересе»… Лепатра полоумная, ей все сойдет с рук, но с него-то будет спрос как с нормального.
– Вспомнила я наконец, зачем сюда приехала. За смертушкой своей… Шестьсот лет живу на свете, вещи лечу, никому глаза не мозолю, и где у меня ум, где разум, где что – сама не знаю. Не могу так больше, невтерпеж.
– Шестьсот?.. – он уставился на нее недоверчиво. – Не может быть. Вы, наверное, забыли. На вид вам тридцать пять, если вы подвид В, и не больше трехсот, если С.
– Пальцем в небо, – колдунья радостно ухмыльнулась. – Когда мне было столько, сколько ты сказал, я молодильного зелья хлебнула, через то и не меняюсь. Госпожа Текуса, наша с сестрицей Изабеллой старая учительница, остерегала: не прельщайтесь, девки, молодильным зельем, хуже станет, красу девичью сохраните, а разум потеряете. Я от Текусы потом ушла, не по профилю мне было у нее учиться, она ведь была лесная ведьма, и Изабелла тоже лесная, а я обыкновенная, с уклоном в вещную магию. На складах работала, по консервирующим чарам, а рецепт молодильного зелья переписала тайком, еще когда ходила у Текусы в ученицах. Набрала ингредиентов, состряпала, выпила, и лет через полтораста в голове давай все мешаться… Уж Изабелла не сделала бы такой глупости, она была умница-разумница, но все равно умерла молодой, когда с ворюгами поспорила. А я до сих пор живу, никому не мешаю… Невмоготу больше, устала. От старости мне не помереть, поэтому надо или сгореть в огне, или чтоб меня убил знающий колдун, который всю мою силу до капли выпьет – и ему польза, и мне свобода. Иначе стану нежитью неприкаянной, буду маяться да людей по ночам пугать, а я разве злая? Только на тех злюсь, кто вещи портит, но караю по мелочам – тот локоть ушибет, этот булку вниз маслом уронит. Мне надобен такой, кто убьет меня без огня, но по правилам. Надо найти Изабеллиного сынка-охламона, этот справится. Он теперь в столице живет, говорят, далеко пошел, стал важным господином. Я уж к нему ходила, да его дома не случилось, а сторожа меня на порог не пускают. Велела передать, что тетя Клепа в гости приехала. Страсть как хочется побывать у него дома – с мебелью познакомиться, с чашками-блюдцами потолковать, малые вещицы приголубить…
Ее высокий надтреснутый голос становился все тоньше и наконец прервался, как будто иссяк. Стефан подумал: хоть она и ищет смерти по собственной воле, все-таки ей страшно. А вторая мысль – это ведь готовый сюжет для сказки, поучительная получится история, для младшего и среднего школьного возраста. Нужно только дождаться, когда Лепатру кто-нибудь посадит на поезд в один конец, в соответствии с ее пожеланиями, чтобы никаких недоразумений после публикации.
Сидели в молчании, спиной к источнику тепла, он слушал ее сипловатое, но ровное дыхание. Словно спишь с открытыми глазами. Вдруг колдунья встрепенулась:
– Ладно, ступай отсюда. У меня много дел – надо творить добро, все вещички недужные вылечить, чтобы новехонькими стали. То-то люди поутру удивятся…
– Здесь недавно побывала погибель, – спохватившись, сообщил Стефан. – В этой самой комнате. Назвалась убоищем, но суть одна и та же, правда? Вот на этом самом месте она стояла.
– Где? – Колдунья с сопением потянула носом воздух. – Ага, что-то чую… Ты ошибся, это была не погибель. Другое существо. Здесь, в столице, много всяких ходит.
– У нее был с собой кирпич! Ну, чтобы по голове… Она его забыла – вон, видите, валяется.
Опустившись на четвереньки, Лепатра по-собачьи обнюхала пол и уважительно заметила:
– Сильная сущность… Посильнее любой погибели.
Напуганный ее поведением – это уже классический дурдом! – к тому же согревшийся и мало-мальски пришедший в себя Стефан поднялся, с трудом расправляя затекшие мышцы.
– Я пойду, всего хорошего. Вы не знаете, здесь не будет рядом какой-нибудь ночной забегаловки, чтобы дали кусок хлеба?
– Будет, еще как будет! – тоже выпрямившись, торопливо закивала колдунья. – Иди по улице на запад, на перекрестке повернешь на север – в ту сторону, где котельная, на другом перекрестке налево, а дальше сам поймешь, куда заходить. Там щедрые люди пируют. До отвала наешься и посмотришь заодно.
– На что посмотрю? – озадаченно уточнил Стефан.
– На то, что тебе не вредно увидеть.
– А меня туда пустят?
– А ты умом пораскинь, чтобы пустили. Ну, иди, иди. У меня здесь много работы… С веников начну, им горше всех в этой жизни досталось, а я их сейчас золотыми-новенькими сделаю…
Стефан опасливо обогнул зашевелившуюся кучу драных веников, выбрался наружу и послушно двинулся в указанном направлении.
Дома вздымались темными тушами, и ему казалось, что он крадется мимо стойбища гигантских животных – вроде ископаемых мамонтов, которые когда-то обитали на Земле Изначальной, – дремлющих в морозной дымке. Лишь бы не проснулись… А вот и фабрика, производящая белый пар, без которого зимняя ночь потеряет половину своего очарования. Записать?.. Воздух кусачий, только снимешь перчатки – тысячи крохотных ледяных зубов вонзятся в незащищенную кожу. Лучше просто запомнить.
Миновав котельную, Стефан завернул за угол и увидел цивилизацию: фонари, витрины, припорошенные снегом урны. На первом этаже большого здания призывно сияли арочные окна, обрамленные поверху подмигивающим неоновым узором. Оттуда доносилась музыка, вдоль тротуара выстроились автомобили.
Остановившись около ночной фурии, которая в упоении скребла деревянной лопатой тротуар, превращая его в сплошную скользанку, он вежливо поинтересовался:
– Простите, что здесь за праздник?
– Шоферюги из Трансматериковой гуляют, – буркнула дворничиха. – А чего им не праздник, если денег полные карманы?
Транспортная монополия, обеспечивающая бесперебойную связь между всеми четырьмя архипелагами – Кордеей, Сансельбой, Лаконодой и Магараном, – это силища, это отдельное государство в государстве. У них, говорят, последний чумазый механик обеспечен не хуже, чем банковский менеджер среднего звена, и еды, само собой, навалом. Желудок завел свою обычную песню: прямо сейчас умру, если мы чего-нибудь не перехватим, – и Стефан крадучись вошел в отделанный темным деревом, белым мрамором и благородным вишневым бархатом вестибюль, благо в дверях никого не было.
Повертел головой. Угощаются наверху, туда ведет широкая закругленная лестница с ковровой дорожкой. Но здесь тоже кто-то есть: за тропическим растением, похожим на громадного зеленого дикобраза в кадке, звучат голоса. Ага, о политике, о чем же еще! Далась она всем, эта политика.
– …Наплевать, против вы или нет, Келлард всех научит жить как надо, пикнуть не посмеете! – доносился из-за куста с бледно-салатовыми бутонами в гуще перистых листьев свирепый девичий голос. – А вас и нужно учить, особенно тебя, и тебя тоже! По-хорошему не захотите, пинками научат! Что, не нравится?!
– Мне точно не нравится, – возразил вежливый юношеский голос.
– Ха, можно подумать, Келлард таких, как ты, будет спрашивать!
– А из тебя такой агитатор, что скорее всех распугаешь.
– Ха! – снова презрительно фыркнула девчонка. – Да для Келларда и для тех, кто его поддерживает,
