отпускает его леденящий ужас. В памяти раз за разом возникала наезжающая громада трамвая, пятно лица за лобовым стеклом, цифра шесть в обрамлении сапфировых огней.
Каждый маршрут ленинградского трамвая отмечался своей комбинацией разноцветных сигналов. Двадцать шестой – красный и оранжевый, сороковой – два зеленых огня, а шестерка – два синих. Даже в этой малости чужая память не соврала.
Крутая бабушка, однако. Еще раз его так шандарахнет, и он, пожалуй, больше не осмелится заглянуть в чужую душу. Но откуда она знает, чем надо бить незваного гостя? Неужто тоже смотрит в глубь подсознания, выискивая погребенные страхи? А потом бьет точно и безжалостно. Этак и помереть можно… не старушке, конечно, а Игнату Шомняку.
В Петрограде в годы нэпа, когда еще и Лидии Андреевны на свете не было, существовало всего четыре трамвайных маршрута. Самый длинный был четвертый. Четверка ходила от острова Голодай до речки Волковки, или, как утверждали остряки, «…по Голодаю, поголодаю и на Волково кладбище!» Об этом маршруте и сложена песенка, пережившая четыре поколения пассажиров.
Интересно, какие огни были у четвертого номера?
Добрейшей Рины Иосифовны, проводившей ночь на сестринском посту, сегодня нет, на отделении дежурит Леночка, а значит, и она, и сестры спят, каждая в своем закутке. На помощь можно и не звать.
Отлежавшись, Игнат с трудом поднялся, отключил приборы и, держась за стенку, поплелся на пост за глюкозой. Сами себе в вену колют только наркоманы, так что сестер все равно придется будить. Никто не ждет, что его вторую ночь кряду вышибет из чужого подсознания в три часа ночи.
За дверью его встретил неожиданно яркий свет и милиционер, сидящий рядом с дежурной сестрой. Совершенно нелепая пара: менту явно хотелось полюбезничать с миленькой сестричкой, тем более что среди мужиков ходят слюноточивые рассказы о сексуальной доступности ночных сиделок. Бедняга не знал, что Людочка относится к той разновидности сексапильных девочек, которые смысл жизни видят в том, чтобы поломать кайф распаленному самцу. Они с большой охотой занимаются рискованным флиртом, но умудряются ускользнуть от жадных объятий в ту секунду, когда, казалось бы, постели не миновать. Так что и Людочка была не прочь поиграть в турусы на колесах, но оба сейчас находились при исполнении, причем по разные стороны баррикады.
– Людочка, – сказал Игнат. – Мне бы глюкозы. Инъекцию делать пора.
Последнее он добавил специально для бдительного стража, мол, никакого ЧП не произошло, во всех делах привычная рутина. Однако обдурить милицейского сержанта не удалось.
– Нуте-ка, что у вас там? – потребовал он, увидав, что на свет появились ампулы и одноразовый шприц.
– Глюкоза, – простодушно объяснила Людочка, демонстрируя коробку.
– Ага, можно подумать, я не знаю, какую именно наркоту глюкозой зовут! Давайте-ка к начальству. И вы тоже, – повернулся он к Игнату.
В кабинете дежурного врача сидело еще двое милиционеров и непременный в таких случаях человек в штатском. Милиция расположилась на диване, штатский за письменным столом, а Леночка… Елена Михайловна – на стуле посреди комнаты.
– Вот, – доложил конвоир, – задержал. Что-то она ему колоть собиралась.
– Елена Михайловна, – взмолился Игнат, нарочито не обращая внимания на посторонних. – Глюкоза нужна, ноги не держат…
Леночка резко поднялась, усадила Игната на свое место, закатала рукав, не глядя, словно с полки, забрала лекарство из рук милиционера, сама сделала инъекцию.
– Люда, идите на пост.
– А вы – останьтесь, – сказал штатский, глядя на Шомняка. Коробочку с ампулами он внимательно осмотрел и оставил лежать на столе.
– Тогда эти пусть встанут, – потребовал Игнат. – Мне прилечь надо.
Подчиняясь кивку штатского, милиционеры встали и заняли позицию у дверей.
– И кто вы тут, пациент или сотрудник? – поинтересовался следователь.
– Санитар, – ответил Игнат, прикрыв глаза и откинувшись на кожаный валик.
– Любопытные у вас санитары, которым среди ночи требуются инъекции глюкозы, – очевидно, это было сказано дежурному врачу.
– А вы к нам пойдете работать? – задала контрвопрос Леночка. – Давайте, мы с удовольствием примем санитарами вас и всех ваших сотрудников. А пока вы еще не согласились, у нас будет работать Игнат Кузьмич, даже если по ночам ему придется колоть глюкозу.
– И где же вы, Игнат Кузьмич, прятались?
– Я не прятался, я спал. В лаборатории возле сестринского поста топчан есть, ну я и прикемарил малость, пока тихо.
– Так прикемарил, что глюкоза понадобилась… Замечательно. Давайте посмотрим, что в вашей лаборатории творится.
– Туда без сотрудников нельзя, – быстро сказала Леночка. – Туда даже врачи не заходят.
– А он там спит. Замечательно!
– Я там лаборант на полставки, – пояснил Игнат, – поэтому у меня ключ есть. И потом, я ничего не трогаю, просто сплю.
– Мы тоже ничего трогать не будем. А опечатать вашу лабораторию нужно, чтобы там, не дай бог, еще кто-нибудь спать не улегся. Вы как, идти сможете или без вас опечатывать?
– Смогу.
Все пятеро прошли через отделение и остановились у дверей лаборатории. Дверь была не заперта и открылась, едва следователь потянул за ручку. Игнат включил свет.
Милиционеры в помещение не вошли, остановились в дверях, уважительно оглядывая забитое приборами помещение.
– Впечатляет, – признал следователь. – И чем вы тут занимаетесь?
– Будто сами не знаете, – буркнул Игнат. – Психокоррекцией.
– А вам известно, что несанкционированное проникновение в чужую психику запрещено?
– Так то несанкционированное. У нас все по закону.
– И как вы эту психокоррекцию осуществляете?
– Я откуда знаю? Мое дело – электроды налеплять.
– Красиво врешь, – заметил один из милиционеров. – Одного не учел: пострадавшие твой фоторобот нарисовали и на очной ставке тебя признают, можешь не сомневаться.
– Где это они меня могли видеть? – возмутился Игнат. – Во сне, что ли? Так ментальные образы со снами практически не коррелируют.
– Во как заговорил, лаборант, – заметил следователь. – Профессору так говорить впору. А пострадавшие тебя именно во сне видели.
Игнат добавил в голос злоумышленно-уголовных интонаций и хрипло произнес:
– На пушку берешь, начальник. Каждый лох знает, что, проникнув в подсознание, врач может принять там любой облик, хоть родной мамы, хоть огнедышащего дракона. И вообще во сне меня видели, во сне и ловите.
– Поймаем, не беспокойтесь.
– А как же несанкционированное проникновение?
– А мы с санкции прокурора.