– Боюсь, прокурор не может дать такого разрешения. А то вы влезете в чужую душу в милицейских сапогах и такого там наворотите, что после вас только под тяжелую психиатрию.
– А после тебя?
– Я в чужую душу не лезу. Мое дело – электроды налеплять.
– Это я уже слышал. И про изменение облика я знаю, хотя и не лох. А еще я знаю, что ваш брат старается пользоваться собственным обликом, но малость подкорректированным, покрасивше да посуперменистей. Опять же физические недостатки исчезают. Поэтому на психокоррекцию идут в основном люди убогие, которым не чужие недостатки исправлять, а со своими бы разобраться. В чужом сознании этот специалист прыгает как кузнечик, а наяву без глюкозы ног не волочит. Я понятно излагаю?
– Ничего удивительного, – заметил Игнат, – подобное было всегда, и, думаю, впредь будет так же. Классический пример – Сабина Шпильрейн, из пациенток доктора Юнга она прямиком попала в светила психоанализа.
– Понятно. Кто сам ничего не может, тот идет учить и лечить других. Возможно, так было всегда, но впредь так не будет. Закон как раз и охраняет нормальных людей от лечения такими, как вы.
– Послушайте, – сказал Игнат. – Вы меня, кажется, еще не арестовали и даже не предъявили никакого обвинения. Поэтому давайте всю вашу ругань отложим на потом. А пока объясните, на каком основании вы сюда вторглись.
– Объясняться я буду с вашим начальством, а вам, как вы верно заметили, буду предъявлять обвинения.
– Прямо сейчас, в четвертом часу утра?
– Почему бы и нет? Вы не дома, а на работе. Простите за каламбур, у вас сейчас рабочая ночь. Опять же, взяты с поличным, в лаборатории…
– Я здесь спал. Так что инкриминировать мне можно только нарушение правил внутреннего распорядка.
– Это вы на суде объяснять будете.
– Тогда отметьте в протоколе, – зло сказал Шомняк, – что в лаборатории меня никто не видал, поскольку ваш сотрудник не за коридором следил, а, пользуясь служебным положением, вел фривольные разговоры с дежурной медсестрой. И не забудьте отметить, что вся аппаратура в лаборатории выключена.
– Не вся, – следователь вытащил приборчик, более всего похожий на обычный наладонник, и указал на светящийся зеленый огонек. – Видите, индикатор говорит, что здесь и сейчас что-то включено. И я, кажется, знаю, что именно.
– Можете выбросить ваш индикатор на помойку. Я лично все здесь обесточил еще с вечера.
– С вашего позволения, я пока обожду это делать. А вы, в свою очередь, подумайте, не желаете ли вы в чем-либо признаться? Чистосердечное признание… в общем, не мне вам объяснять.
– Чистосердечно признаюсь, – с невинной улыбочкой, ответил Игнат, – что, проснувшись, я не успел сходить в туалет, и если не сделаю этого сейчас, то могу описаться.
В памяти невольно возникла алюминиевая миска с макаронами и струйка мочи… Путешествие в чужое подсознание долго не отпускает исследователя, так что неподготовленный человек порой не может отличить, где его собственные мысли, а где наведенные образы. Не только врач действует на пациента, но и пациент действует на врача; в психологии и психиатрии это особенно заметно.
– Сейчас сходите. И все же, повторяю, не хотите ли в чем-либо признаться?
– Кто повторяет, – произнес Игнат поговорку времен детства Лидии Андреевны, – тот в уборную ныряет.
Опять фиксация на анальной стадии. Психологи, особенно молодые и энергичные, любят твердить, как далеко продвинулся психоанализ со времен Фрейда, но все же истины, открытые патриархом, то и дело напоминают о себе. Недаром любимая прибаутка Игната Шомняка: «Дедушка Фрейд был бы доволен».
– Замечательно… – дребезжащим голосом произнес следователь. – Сейчас сдадите вашу технику, подпишете протокол и можете отправляться нырять, куда захотите.
– Техника не моя, а казенная. Угодно – опечатывайте помещение, а утром беседуйте с руководством больницы. А меня оставьте в покое.
– Нет, господин лаборант, технику вы все-таки сдадите, – следователь шагнул вперед и резко дернул Игната за борт пиджака. – Это у вас что за портупея? Ну-ка, быстро снимайте пиджачок… Я-то вздыхаю, ах, бедняжка, ходит горбатый, потому, наверное, и в психокорректировщики подался, а у него на спине целый арсенал…
– Какой арсенал? Это усилитель биотоков…
– Вот его-то нам и надо. А говорил, все обесточено. Смирнов, сними молодого человека крупным планом. Потом оформим изъятие, и боюсь, что в туалет вам придется нырять уже под конвоем.
Только теперь Игнат обратил внимание, что один из милиционеров держит в руках кинокамеру.
– Это мой личный прибор, к психокоррекции он не имеет никакого отношения.
– Вы это суду говорить будете. А пока попрошу сдать всю электронику.
– От жук, – проговорил любвеобильный страж порядка, прежде карауливший медсестру. – Знаем мы, как он тут спал.
Спорить, ругаться, доказывать не имело смысла. Игнат присел на край топчана, распустил ремни портупеи, потом начал расстегивать штаны. Следователь с усмешкой следил за представлением. Милиционер продолжал киносъемку до той самой секунды, когда Игнат окончательно избавился от ремней и обе ноги, больше ничем не закрепленные, с грохотом упали на пол.
– А… это чего?.. – растерянно пробормотал следователь, глядя на огрызок человека, сидящий на топчане.
– Это протезы, – любезно объяснил Игнат. – Как видите, у меня нет ног. Вы потребовали, чтобы я сдал всю технику. Вот, пожалуйста, можете вносить в опись.
– Протезы я не требовал… – следователь чувствовал себя крайне неудобно. – Только прибор.
– Без усилителя протезы работать не будут, так что забирайте все. Я теперь могу идти или вы все же собираетесь взять меня под стражу?
Не дожидаясь ответа, Игнат скатился на пол, подтянулся на руках и, ухватившись за край двери, выволок себя в коридор. Сейчас ему очень не хватало тележки на подшипниках и обшитых кожей чурбачков, что заменяли ноги нищему, сохранившемуся в воспоминаниях Лидии Андреевны. Крайне удачно добрая старушка продемонстрировала незваному гостю, что его ждет.
– Игнат Кузьмич! – всполошилась медсестра. – Я сейчас коляску…
– Спасибо, Людочка, – сказал Игнат.
Игната устроили на койке в коридоре. Елена Михайловна хотела поместить его в одну из палат, но Игнат воспротивился. В конце концов, он не больной, а лежа в коридоре, он мог хоть как-то быть в курсе событий.
Милиция опечатала помещение лаборатории и отбыла. К Игнату следователь не подошел, никаких документов не предъявил, ничего подписывать не заставил, так что у Игната пропала прекрасная заготовка: «подписка о невыползе». Оно, впрочем, и лучше – нечего дразнить красным словцом власть имущих.
Зато днем Игнат несколько раз видел Лидию Андреевну. Рина Иосифовна, выполняя обещание, таскала старушку ко всем специалистам подряд. Окулист и иридодиагност, хирург и травматолог, психолог и психиатр, геронтолог и… разве что педиатру Лидию Андреевну не показывали. Были сделаны кардиограмма и энцефалограмма, томограмма и… один главврач знает, что еще. На массаж Лидия Андреевна согласилась, только узнав, что массажист женщина, зато на физиотерапию (ей назначили электрофорез коленных суставов) пошла с готовностью.
