поморщилась.
– Ах ты, гнида! – сказала девушка и влепила оборотню сочную пощечину.
И тогда Мутаков озверел. Ударил непокорную девчонку коленом в живот – так, что та согнулась, жадно заглатывая ртом воздух. Схватил за волосы и потащил к трубам. Щелкнули наручники – правая рука Оксаны, задранная вверх, оказалась пристегнута к вентилю. Девушка пыталась отчаянно бороться, но Мутаков дотянул ее левую руку до длинной трубы, проходившей под потолком. Защелкнул браслеты наручников на кисти, а потом на железке.
– Ну вот и все! – прорычал он. – Ты довела меня, сучка! Ни на какую квартиру не поедем! Я буду делать с тобой все, что захочу! Прямо здесь!
– Помогите! – крикнула Оксана, но сержант тут же закрыл ей рот потной ладонью.
– А вот орать не надо! – прошипел он, приблизив лицо к голове жертвы. – Орать ты не будешь, сучка! Только себе навредишь. Знаешь, что я с тобой сделаю, если будешь дальше упираться? Брошу на рельсы, под поезд! Все равно трахну тебя! Потом выведу в проход, дождусь состава и толкну! Ни один машинист не успеет среагировать, это я обещаю. Телом своим дорожишь, да? Не будет твоего тела! Только мелко порубленные куски мяса. Все поняла?
Мутаков принялся задирать на девушке мокрый свитер, прилипший к телу. Потом его руки скользнули сверху вниз. По-хозяйски, властно. Легли на бедра. Сержант завозился, пытаясь справиться с пуговицей на мокрых джинсах.
– Господи! – прошептала Оксана, прикрывая веки и мотая головой. – Помоги мне! Помогите! Кто-нибудь! Помогите!
Оборотень хрипло рассмеялся, ударил девушку по щеке. Та открыла глаза.
– Да кто ж тебе поможет, дура? Расслабься!
Ладони сержанта скользнули по бедрам.
– Хоро-о-ошая!
Взгляд жертвы стал другим, каким-то странным. То ли удивленным, то ли безумным. Мутаков даже отступил на шаг назад, пытаясь определить, что произошло с девчонкой. И вдруг сообразил. Да! Взгляд стал другим. Но строптивая сучка смотрела не на него. За спину!
Сержант быстро обернулся и открыл рот. Позади него, в трех шагах, стояло жестяное путало. Какой-то человек, нацепивший на себя доспехи средневекового рыцаря. Клоун… Сверкающие латы. Сверкающее забрало – не видно лица. Сверкающие ножны.
– Ты кто? – хрипло спросил Мутаков.
И вдруг, осознав всю чудовищную нелепость происходящего, шагнул вперед, хватаясь за кобуру.
– Ты кто, урод?! – успел крикнуть он.
А вот пистолет достать не смог.
Сверкающая рукавица легла на серебристые ножны. В воздухе блеснул клинок. Сержант как-то странно пискнул на выдохе, сгибаясь пополам. Боль. Страшная, ослепительная боль. Гораздо ярче, отчетливее, чем блеск меча. Кровь… Чья кровь? Его? Мутакова?! Не может быть.
Сержант дернулся из стороны в сторону, зажимая ладонями огромную рану. Оксана, находившаяся за спиной мента-оборотня, все видела. И то, как рыцарь в сверкающих доспехах выхватил меч, и то, как ударил Мутакова в низ живота – резко, точно.
Сержант шатался из стороны в сторону перед убийцей. А тот, чуть помедлив – словно давая умиравшему почувствовать, что такое ослепляющая, безумная боль, – ударил второй раз. Хрустнули черепная коробка, кости позвоночника. Во все стороны брызнули мозговое вещество, кровь.
Мутаков свалился к ногам рыцаря. Чужак равнодушно переступил через тело умиравшего, шагнул к Оксане. Девушка задрожала от страха. Дважды блеснула серебристая молния. Кончик лезвия прошел в миллиметрах от рук девушки, и Оксана схватилась за трубу. Медленно сползла по ней вниз. У журналистки не было сил, чтобы остаться на ногах, – те не держали.
Постояв напротив девушки, рыцарь коротким, выверенным движением отправил меч в ножны. Развернулся и двинулся прочь, по коридору. Исчез.
– Помогите! – прошептала Оксана.
Лужа крови росла на глазах. Тонкий язычок бежал по проходу. Он попробовал коснуться ног журналистки, и тогда Оксана очнулась.
– Помогите! – завопила она так, что ее, видимо, услышали все. – Помогите! Помогите!
Она перепрыгнула через лужу крови, через мертвого Мутакова, бросилась по коридору, вцепилась в металлические поручни.
– Люди!!! Помогите! – Оксана упала на платформу, под ноги пассажирам.
Ее тело сотрясали рыдания. А по перрону уже бежала женщина в синей форме – дежурная по станции. Кто-то приподнял голову Оксаны. Кто-то подхватил несчастную под руки, кто-то поддержал за талию.
– Там! Там! – в ужасе шептала девушка.
И рука ее показывала в сторону подплатформенных помещений. Там лежал милиционер-оборотень. Сержант Мутаков. В огромной луже крови, мертвый. Зарубленный мечом средневекового рыцаря.
…Юрий Павлович Тимофеев, врач приемного отделения спецбольницы, сонно зевнул, почесался головой об угол стола. Он, воспитанный человек, знал, что делать так некрасиво. Но в их «конторе» можно все. Даже проводить смелые научные опыты, подключая к стульям переменный электрический ток. Если получается и от этого становится легче на душе, почему нет?
Еще одни сутки дежурства подходили к концу, врач лениво заполнял карту нового пациента, только-только поступившего на «фильтрацию». От нечего делать Тимофеев решил попробовать, что получится, если писать левой рукой.
«Лаптева Оксана Владиславовна, – вывел он таким аккуратным почерком, что чуть было не зарыдал от восторга. Это смог бы прочитать не только другой врач. Не только опытный шифровальщик вермахта. Это смог бы прочесть даже среднестатистический прапорщик Российской армии. Юрий Павлович пошел «отоваривать» следующие графы. – Национальность – русская. Возраст – 22 года. Пол – женский. Семейное положение – не замужем. Образование – неполное высшее. Место работы и должность – студентка факультета журналистики…»
Юрий Павлович зевнул снова, поскреб могучей пятерней затылок. «Конечно, если человек – журналист, – лениво подумал он, – ему обязательно надо побывать у нас. А как же иначе? Все там немного не в себе. Особенно эти… «прозаеки»…» Но обсуждать данную тему с кем-либо Тимофееву не хотелось, тем более что и не с кем было обсуждать. Разве что со стулом, измученным электрическим током.
Какая, по большому счету, разница? Журналист, газетчик, писатель… Человек поступил в пункт «фильтрации», значит, так надо. А большая у него пишущая ручка-ножка или не очень – это никак не повлияет на окончательный диагноз. Если псих – значит, псих. И никакие литературные достижения не помогут.
С хрустом, смачно зевнув, Юрий Павлович стал читать сопроводительные бумаги, представленные врачом «Скорой помощи».
– О! – радостно сказал он. – Вот и определилось, дорогой друг, куда мы вас направим…
Тимофеев снял трубку внутреннего телефона, но набрать короткий номер не успел – двери чуть не слетели с петель. Игорь Борисович Ракитин ворвался в приемное отделение.
– Игорь Борисович! – расплылся в широкой улыбке Тимофеев. – Здравствуй, дорогой! Опять ты на дежурстве?
