– Мой…
С тополя слетали пушинки. И с других – тоже густых и высоких – летел пух. Он щекотал Теньке переносицу. Тенька сморщился и засмеялся. Тревога улетела. По аллее Ветеранов пробежал ветерок, пух закружился, взмыл.
– Уф… – Шурик помахал руками. – Можно стало дышать. А то как в кочегарке…
Дед-Сергей скользнул по нему и по Теньке бледно-коричневыми глазами.
– В годы моего пионерского детства, когда я гулял в таких штанишках, как на вас, мне в голову не приходило жаловаться на жару. Мы впитывали солнце, как Божью награду…
– Пионеры не верили в Бога, – заметил Шурик.
– А награду впитывали…
– Ну и сейчас гулял бы и впитывал, – посоветовал Шурик. – Нынче взрослых дядек в шортах не меньше, чем пацанов…
– Гулял бы, да только… вы не видели мои ноги. На венах синие узлы величиной с кулак… Нет уж, братцы, каждому овощу свой маринад…
Они прошли мимо тополя, под которым устроились с бутылкой кока-колы длинноволосые парень и девушка. Они проводили старика (а заодно и мальчишек) уважительными взглядами. Дед-Сергей вдруг оглянулся:
– Скажите, юные коллеги, нельзя ли где-нибудь поблизости раздобыть мороженое?
«Юные коллеги» не удивились.
– Маша, дай мобильник! – И парень весело закричал в телефон: – Валентин, ты где?.. Ты на колесах? Раздобудь немедленно три пломбира или эскимо и жми на Косу!.. Да не нам, а Сергею Сергеичу Черепанову и его внукам!.. Давай!
Дед-Сергей, кажется, смутился.
– Не ожидал такой популярности. Мы с вами встречались, молодые люди?
– Зимой. Вы приезжали на семинар в Институт связи…
– Весьма признателен… Мы будем вон там, на оконечности Косы…
Пришли к станции. Никого поблизости не было. Любители купания, даже ребята, предпочитали ездить на Верх-Сарайское озеро: там и песок на пляже, и вода почище, и будочки для переодевания. Да к тому же народ школьного возраста с папами-мамами разъезжался на лето из бетонного Айзенверкенбаума. Кто побогаче – в Турцию, в Таиланд и на Багамы, кто «так себе» – на дачи к бабушкам-дедушкам. Те, кому совсем не повезло, томились в городских и загородных лагерях. Даже на Макарьевском и Карпухинском дворах детское население сократилось раза в два, хотя там народ летом не скучал…
Дед-Сергей, покряхтывая, устроился у кирпичной стены.
– В прежние времена здесь берега были усыпаны загорелой ребятней, – вспомнил он.
– Ага! – подтвердил Тенька, стряхивая штаны и рубашку. – Анна Евсеевна рассказывала, как она плавала на плоту с пацанами… – И с разбега плюхнулся в воду…
Песни давних лет
В этом году купался Тенька первый раз. Несмотря на жару, вода вовсе не казалась прогретой. По крайней мере, не «как молоко в духовке». С непривычки Тенька даже задрожал. Но через минуту привык, и они с Шуриком долго барахтались, брызгались, кувыркались и верещали. Тенька наглотался воды. У него щекотало в горле и щипало в носу – так же, как в давние времена, когда…
Да, когда они с отцом два года назад купались на дальнем пляже Верх-Сарайского озера, на полуострове Болтун, рядом с которым были широкие отмели, поросшие рогозом. Здесь, у Косы, рогоза не было, но Теньке вдруг показалось, что он чувствует сладковатый запах узких листьев.
«Папа, давай наломаем стебли с головками! Будут копья!..»
Они нарвали десяток упругих стержней с тяжелыми бархатными наконечниками, начали метать их друг в друга. Тенька попал отцу в живот, папа согнулся, сделал вид, что пробит насквозь, свалился на песок, дрыгнул ногами и замер. Тенька малость испугался:
– Папа, ты чего?..
Отец ухватил его в охапку, зашел в озеро по пояс и кинул завизжавшего Теньку в воду…
Неужели такое когда-то в самом деле было?..
Случались такие веселые моменты нечасто. Отец пропадал на работе. Жил отгороженный от всех своими заботами. Бывало, что Тенька сутками не видел его, а если и видел, то усталого и молчаливого… Но ведь случалось и хорошее! В зоопарк ходили, в лес ездили вместе с мамой, устраивали борьбу на ковре. Отец рассказывал про самолеты, про парашютные прыжки…
– Первый раз жутковато перед прыжком. А потом привыкаешь…
– А почему жутковато?
– Ну, высота же…
– А я не боюсь высоты.
– Знаю. Ты герой…
Тенька любил отца? Да,
Недавно, в последний день школьной поры, Тенька встретил отца на улице. Шел с выпускного утренника и вдруг услышал знакомый хрипловатый голос:
– Эй, Степан Васильич… Притормози…
Отец стоял на краю тротуара – высокий, с провалившимися щеками, с глубоко сидящими глазами под светлыми кустиками бровей. В серой рубашке с погончиками.
Тенька встал и напрягся. Ну, не убегать же…
– Здравствуй, – сказал отец.
– Здравствуй, – сказал Тенька, глядя на его коричневые башмаки.
– Судя по всему, рассчитался с третьим классом?
– Да…
Краем глаза Тенька видел на асфальте свою тень (Тень-Теньку), и она готова была рвануться в сторону.
– Ну и как? – спросил Василий Михайлович Ресницын.
Тенька быстро глянул ему в лицо. Вернее, на подбородок.
– Что «как»?
– Какие оценки?
Тенька шевельнул плечами.
– Всякие…
– Небось троечки? – Это он без упрека, весело даже: дело, мол, поправимое.
– Ага. По математике и пению…
– По пению-то за что? Вроде бы ты голосистый малый…
Тенька опять повел плечом.
Отец скользнул по нему взглядом.
– Я вижу, носишь мой подарок…
– Ношу… – выдохнул Тенька. Мол, куда девать-то, не выбрасывать же…
– Похоже, что впору…
– Нормально, – сказал Тенька и колупнул кроссовкой асфальт.
– А я приехал по делам, в Управление, и решил: дай пройду мимо школы, вдруг увижу Степана. И вот, повезло…
Тенька промолчал. Отец тоже помолчал и спросил:
– Что будешь делать летом?
– Не знаю… Книжки читать. Маме помогать на вахте… Может, лодку с Виталей и с пацанами построим…
– Он по-прежнему опекает мелкое население?
Слово «опекает» царапнуло, напомнило слово «Опека».
