– Вот такую. Он сказал: «Верочка, несмотря ни на что, у тебя все равно есть мама…»
– Как это? – выдохнул Кабул.
– Я тоже ахнула: «Как это?» И даже перепугалась: может, решил жениться? И тогда – мачеха? А он объяснил… Хочешь, я
Владик понял, что сейчас откроется небывалая тайна.
– Да… да, я хочу…
– Тогда по порядку… Человеческая жизнь главным образом состоит из прошлого. То, что ожидается в будущем – его еще нет. Не было. А то, что
– М-м… – осторожно сказал Кабул.
– Ну, посмотри. Вот вчера вам читали «Руслана и Людмилу» поэта Пушкина. Эта книга есть
Теперь Кабул понимал. Он сказал с трудом:
– Тебе… хорошо. У тебя, наверно, фотки сохранились. И ты знаешь, как ее звали… зовут… А у меня что?
– А у тебя… а тебе известно, что она все равно была, значит, есть. Ну, пусть не знаешь имени и не видел лица. Но ты можешь представить. Пускай даже не очень ясно, а будто в сумерках, полутень. Словно она подходит сзади и гладит по голове: «Владик, это я…»
Короткий, как удар, плач едва не рванулся из него. И тогда было бы не остановить. Но Кабул в последний миг сдержался. Закусил губу и совсем крепко прижался к Вере.
Распахнулась дверь, и возникла воспитательница. Наталья Зиновьевна.
– Иванов!.. Ой, Вера… Вера Олеговна, а вы здесь… зачем? Вы… как-то странно обнимаетесь и…
– Не странно, а по-приятельски. Провожу доверительную воспитательную беседу. Чтобы мальчик не спорил со старшими…
Она переглянулась с Кабулом, и оба хихикнули про себя. Наталья Зиновьевна покивала:
– А! Это хорошо… Иванов, иди, надень чистые брюки и рубашку, там пришли люди, которые хотят с тобой познакомиться…
Это что за новости?.. Кому нужен детдомовский пацан Иванов? Кабул даже струсил и чуть не сказал: «А че я сделал?» Но жизнь научила, что задавать лишние вопросы (особенно такие тупые) не следует: нарвешься на какую-нибудь неласковость…
Оказалось, что бояться не следовало! Наоборот! Случилось чудо! Оно иногда случается в малышовых детдомах, но в таких вот, которые для школьников, это очень редкое событие. Недели две назад интернатский хор выступал перед работниками кондитерской фабрики «Сладкая радуга» (которые считались шефами детдомовцев), и там на светловолосого певца Владика Иванова положила глаз супружеская пара. («Море, ты слышишь, море! Твоим матросом хочу я стать…») Это были начальник цеха Андрей Кириллович и старший бухгалтер Эмилия Борисовна. Переметовы… И вот теперь:
– Владик, нам очень понравилось, как ты поешь… – И это означало, конечно: «Мальчик, ты
Конечно, он был не против! Такое событие в однообразии интернатской жизни!
В доме у Переметовых оказалось замечательно! Во-первых, потому что это был настоящий дом. Вернее, отдельная трехкомнатная квартира. Не интернатские спальни с рядами одинаково застеленных коек и запахом хлорки – еле заметным, но неистребимым. Во-вторых, сами Переметовы оказались замечательные. Правда, Андрей Кириллович – сдержанный такой, все время думающий о чем-то своем, но добрый. Он дал Кабулу большущий морской бинокль (Кабул чуть не уронил), сказал:
– Можешь посмотреть с балкона, видно полгорода.
И правда, вид был удивительный: широченные улицы, высотки, эстакады… Кабул впервые понял, в каком громадном городе он живет…
А Эмилия Борисовна, то есть тетя Эма, прямо источала теплоту и ласковость:
– Владичек, тебе нравится у нас? Пойдем, я угощу тебя ананасом, малыш… А хочешь поиграть за компьютером? Андрюша, покажи Владику, как включать этот агрегат…
Так он оказался у компьютера, от которого никто не прогонял. В интернате-то посидеть перед монитором и клавиатурой удавалось не часто, там всегда паслись старшаки, а у мелких занятия по информатике бывали только изредка, через пень-колоду…
Он давил клавиши почти наугад, удивляясь радостному цветному беспорядку, который возникал на экране. А тетя Эма подходила со спины, обнимала его за плечи.
– Играй, играй, Соловушка. Мы рады, что тебе хорошо…
А потом еще раз в гости, еще…
– А хочешь пожить у нас недельку? Мы втроем съездим к нашим друзьям на дачу в Орехово…
Еще бы он не хотел! Плохо было одно: после таких праздников приходилось возвращаться в интернат… Но вот наступил день, когда возвращаться стало не надо.
В общем-то, к этому все и шло:
– Если ты согласен, то можешь жить с нами всегда. Будешь нашим сыном…
Он ткнулся лицом тете Эме в мягкую грудь. От шелкового платья пахло, как от клумбы…
– Ты можешь говорить мне «мама»… – не то разрешила, не то попросила Эмилия Борисовна.
Тогда он отодвинул лицо. Стал смотреть вниз.
– А можно… я буду говорить «мама Эма»?
– Д… да, конечно… Конечно, Владичек. Но почему не просто «мама»? Разве я не гожусь?
Он прошептал, вдыхая клумбовый запах:
– Тетя Эма, но у меня ведь есть мама…
Она отодвинулась, будто от толчка.
– Это… почему есть? Она где? Нам ничего не говорили…
– Да никто и не знает… Я не так объяснил. Она
Значит, нельзя отказаться от нее. Получилось бы, что он сломал в себе главную, необходимую для жизни прочность.
Растолковать все это спокойно и понятно он не умел. Стал говорить сбивчиво и один раз даже всхлипнул.
Тетя Эма, кажется, не обиделась. Взяла Владика за щеки, повернула к себе его лицо.
– Глупышка ты… Хорошо, пусть будет, как ты хочешь… – И громко окликнула мужа: – Андрей! Имей в виду, я теперь мама Эма!
– Поздравляю! – отозвался Андрей Кириллович из другой комнаты.
Он не стал для Владика Иванова «папой Андрюшей». Всегда держался немного в стороне. Может быть, потому, что усыновление (или опекунство, или патронат – непонятно, как это назвалось) оформили только на Эмилию Борисовну. У нее никогда не было своих детей, и она признавалась знакомым, что «млеет от неожиданно свалившегося материнства».
А Кабул млел от домашнего существования. То, что для других мальчишек было обыкновенной жизнью, ему казалось чудом. Все в новинку и в радость: и приборка в квартире, и возня со стиральной машиной, и походы с мамой Эмой в магазины и на ближайший рынок. И заботы на кухне, когда надо что-то пожарить и подогреть к приходу мамы Эмы и дядя Андрея со службы… Он был послушен во всем. Он даже не стеснялся, когда мама Эма купала его в ванне, со счастливой покорностью отдавал себя в ее мягкие руки, радостно погружался с головой в пену.
– Спа… буль-буль… сите… тьфу… тону…
…А вечером под пахнувшим, как свежее сено, пододеяльником он рассказывал о своей жизни
Как и обещала Владику практикантка Вера, мама часто приходила из полутьмы, останавливалась у
