– Ты и в самом деле «сокровище»… Ну, ладно… – Она взяла трубку одного из телефонов: – Кто у нас там дежурный?.. Денис? Пригласи ко мне Дмитрия Дмитриевича!
Потом они ждали минуты две. Кабул смотрел на улицу сквозь зарешеченное окно. Кулаки из карманов так и не вынул.
Появился Дмитрий Дмитриевич. Худой, темноволосый, симпатичный, с полоской черных усиков.
– Слушаю, Анна Леонтьевна…
– Дима… Дмитрий Дмитриевич. Вот новичок. Из тех, кто полагают себя узниками совести…
– Показать, как он не прав?
– Нет, пока не надо. Скоро явится его мамаша, привезет вещи. Мало ли что… Пока просто оформите его, определите в третий отряд…
– Слушаюсь, Анна Леонтьевна… Идем, узник совести, будем вписывать тебя в обстановку…
Спорить было глупо. Кабул обошел красавчика Диму (так он назвал его про себя) и вышел в коридор.
– Надо говорить «до свиданья», – напомнила ему вслед Анна Леонтьевна.
– Обойдетесь, – сказал он через плечо.
Красавчик Дима дал ему оплеуху – не сильную, но звонкую. Кабул не удивился, он ждал чего-то такого. Отлетел к стене. Выпрямился и сказал в темные с поволокой глаза:
– Теперь я знаю, зачем буду жить.
– Зачем? – заинтересовался Дима.
– Затем, чтобы везде и всегда изничтожать таких, как вы…
– Не доживешь, – весело пообещал Красавчик. – Марш вперед… – Он рывком направил Кабула вдоль коридора и скоро впихнул в комнатку, где пахло одеколоном. И стояло кресло – вроде зубоврачебного. А у стеклянного столика возился со звякающими инструментами грузный дядя в белом халате – лысый и улыбчивый. Обрадовался:
– А, клиент!
Кабул ужаснулся заново. Если он чего и боялся пуще смерти, так это зубных врачей. Вообще-то он к боли был терпелив, но зубы… Однако Красавчик Дима сказал:
– Папа Юзя, привет. Обработай новосела под картошку.
Кабул ужаснулся пуще прежнего. Понял,
– Тихо, тихо, крошка. Будешь трепыхаться, ампутирую письку… – И стиснул так, что не охнешь.
Лысый папа Юзя ласково пригляделся:
– Надо же, во фраке. Красивый пацанчик. Ты, Дима, смотри, не очень с ним, а то опять заговорят насчет… этого всего…
– Папа Юзя, ты о чем! Я чист, как твои стерильные ножницы…
– Гым… Мальчик, сними пиджачок…
Кабул рванулся опять. Не даст он, чтобы его «под картошку»! Совсем рехнулись, гады!
Но его скрутили быстро и ловко – специалисты же! Пиджак улетел в угол, а мальчишку крепко притянули к спинке кресла скрученной в жгут простыней. А плечи и грудь накрывать ни простыней, ни салфеткой не стали – обойдется и так, не велика персона. Лязгнули «стерильные» ножницы, длинные светлые пряди (которыми Владик Переметов тайно гордился) полетели на складки отглаженных брюк. Потом пошла в ход беспощадно холодная машинка. Зеркала не было, но Кабул ощущал, какой маленькой, беззащитно голой становится его голова.
Он заплакал. Но это не означало, что он сдался. Он еще упирался, когда его привели в подвал, заставили раздеться при толстой деловитой тетке, впихнули в душевую кабину, пустили сверху струйки противно-теплой воды. Потом выдернули обратно, кинули перед ним на лавку жесткое полотенце с черным клеймом и пятнистый сверток.
– Вытирайся. Одевайся.
В свертке были длинные черные трусы, серая майка и камуфляжная роба – штаны до колен и рубаха на два размера больше, чем надо.
– Где моя одежда?!
– Получишь, когда пойдешь на волю, – густым басом разъяснила тетка.
– В кармане был мобильник!
– А бумажника с валютой не было? – ехидно спросил Красавчик Дима.
– Ворье… – сказал Кабул и получил по загривку. Впрочем, не сильно. А затем повели его в медицинский кабинет.
– Раздевайся! – велела молодая врачиха с густой завивкой.
– Зачем?
– Ты что, совсем тупой? Медосмотр! Сюда со всякой заразой не берут…
– И не надо!
– Раздевайся!
– «Одевайся, раздевайся»! Я вам нанимался, что ли?
– Кандидат в психушку, – решила врачиха. – Сейчас воткну куда надо пару кубиков успокоительного, станешь шелковый!
«Себе воткни», – собрался ответить Кабул, и все поплыло перед глазами. Конфигурации пространств опять сместились, защемили его между многотонными глыбами. Стало темно…
Он не знал, раздевали его или нет, осматривали или не стали. Очнулся на клеенчатом топчане с ощущением полной пустоты – и в голове, и в теле. Пустота зябко дрожала. Глыбы пространства растаяли, превратились в липкий кисель. Кто-то сказал:
– Ничего особенного, обычный слабенький шок. Наглец порядочный, а нервишки жидкие. Бывает… – Кажется, это завитая врачиха.
Красавчик Дима подал голос от двери:
– Там его маман пришла. Можно ее пустить сюда? А то дитя вдруг свалится в коридоре…
Кабул быстро сел на топчане.
Мама Эма возникла на пороге. С круглыми глазами.
– Владичек! Что они с тобой сделали!.. Как вы смели так изуродовать ребенка?!
– Стандартная стрижка, – с зевком объяснил Красавчик Дима. – Здесь режимное учреждение, а не элитная гимназия.
– Я… обращусь в прокуратуру!
– Лучше прямо в ООН, – посоветовал Красавчик Дима. – Результат будет тот же…
– Вы… вы изуверы!
– Гражданка Переметова, не устраивайте истерику, – посоветовала врачиха. – Это дестабилизирует состояние ребенка.
– Мама Эма, они меня били! И украли мобильник!
Врачиха сообщила:
– Мальчика никто не трогал пальцем, это запрещено. Такие жалобы – обычная реакция новичков, чтобы вызвать сочувствие…
Красавчик Дима добавил:
– А мобильник можете получить в кабинете у начальника. Воспитанникам иметь при себе телефоны запрещено.
– А как же… а если что-то сообщить, спросить…
– Разрешена переписка. И свидания раз в неделю. В какой именно день, вам уточнят…
– Мама Эма! Ну, обратись куда-нибудь! Есть же детский фонд, правозащитники какие-то! Я же ни капельки не виноват!
– Да-да… Я конечно… Я завтра же с утра…
– Вам пора, гражданка Переметова, – почти ласково напомнил Красавчик Дима. – Мы еще не окончили оформлять новичка, это хлопотное дело. Попрощайтесь…
– Владичек… – Она шагнула к нему, всхлипнула.
– Мама Эма, обратись на ТэВэ! В передачу «Справедливость»!
