оставались разбегающиеся следы, в них искрилось солнце…
Снова пришла догадка, что, если однажды множество людей договорится и общими силами выстроит Конфигурации пространств по разгаданным правилам, пропадет в мире всякое зло…
Он понимал, что до этого еще очень далеко, но стало спокойно. Среди темных кубов и пирамид, аккуратно встроенных друг в друга, повисла планета Земляника. Бесшумно промчались красные кони: Кабул ощутил на лбу ветер от их разлетевшихся грив…
Утром была зарядка на плацу позади здания. Общая для всех – от семилетних малышей (их-то сюда за что?) до совсем взрослых парней. Хриплый (похоже что с похмелья) физрук нехотя отдавал команды, и все так же нехотя делали упражнения… Потом был завтрак: морщинистые сосиски с тушеной капустой и жидкий кисель…
Затем Кабула и еще двух новичков позвали в кабинет замначальницы. Там были Анна Леонтьевна и Диана Яковлевна. Обе взглянули на Кабула так, словно видели его впервые. Ребятам велели сесть на стулья у стены. Новички – пацаны лет десяти, стриженые и пришибленные – сели и зябко ухватили себя за локти. Кабул подумал две секунды и тоже сел, на крайний стул. Глянул на Диану Яковлевну. Она ответила быстрым понимающим взглядом: «Не бойся, я не забыла наш разговор». Хорошо, что не забыла! Кабул стал смотреть на висевший рядом с дверью большой календарь, на нем была известная картина с поникшей над прудом сестрицей Аленушкой. Понятно, от чего грустила Аленушка – знала, в какое место попала…
Анна Леонтьевна в меру наставительно и в меру добродушно стала рассказывать, как должны вести себя дети, попавшие в исправительное учреждение, и какие здесь порядки. Два новичка смотрели перед собой и, похоже, не слушали. Кабул тоже не слушал. О порядках он достаточно узнал вчера. Он расслышал лишь последнюю фразу:
– Вам все понятно?
Кабул встрепенулся. Хотел сказать, что понятно все, кроме главного: за что его посадили в приемник? Но опять встретился взглядом с Дианой Яковлевной. Та молча посоветовала: «Не надо, пользы не будет. Потерпи…»
Терпеть неволю и тоскливую неизвестность было трудно. В середине дня он решил, что попробует все- таки найти удачный момент перекинуться словами с Дианой Яковлевной. Узнать, когда можно ждать этого ом… бум… в общем, защитника и нельзя ли как-нибудь связаться с мамой Эмой. Ведь ясно же, что Диана Яковлевна – хороший человек. Но она больше не попадалась на глаза. Ни в тот день, ни в следующий. И приходилось делать то, что и остальные. Заниматься «самоподготовкой»: читать учебники за шестой класс, хотя учебный год подошел к концу, кидать на дворе в подъехавшие грузовики тюки с мусором, перебрасываться (хочешь – не хочешь) волейбольным мячом на спортплощадке, слушать звенящего медалями дядьку, который уговаривал «дорогих детей» жить по правилам, потому что прежние поколения воевали за их счастливое детство (за такое, как вот здесь, да?).
Диана Яковлевна не показалась и на следующий день, сказали, что заболела. Вместо нее третьим отрядом стал командовать Красавчик Дима. Кабул заново впал в отчаяние. Но судьба снова подарила ему встречу с хорошим человеком.
После самоподготовки, когда строем «в затылок» шли по двору на спортплощадку, кто-то аккуратно взял Кабула за плечо.
– Подожди-ка, приятель. Похоже, я тебя знаю… – и потянул в сторону. Это был парнишка лет шестнадцати, славный такой, с худым лицом, с улыбчивыми губами, в больших блестящих очках. Стрижка была короткой, но все же не «под картошку». И одет он был не в камуфляж, а в обычные джинсы и белую футболку с канадским кленовым листом.
Тут же подлетел визгливый Красавчик Дима.
– Что такое? Кто разрешил? Режим не для вас?
– Не шуми, Дмитрич, – вполголоса сказал паренек. – Не надо рычать на тех, кто знает про тебя больше, чем положено…
Красавчик оскалился.
– С-с… скотина. Кто тебя скинул на нашу голову…
– Обстоятельства, – усмехнулся паренек. Дмитрич скрипнул зубами и отошел. Это было удивительно! А бесстрашный незнакомец обнял Кабула за плечо и повел к скамейке у сетчатого ограждения.
– Садись…
Они сели рядом. Кабул – с ощущением, что пришло какое-то изменение в его жизни.
– Ты из детдомовского интерната номер один?
– Я… да, я был там. Но давно. Два года назад…
– Я помню. В мае позапрошлого года… Во Дворце школьников был концерт вашего хора, нас привели, я сидел на первом ряду. А ты пел:
Аж в горле заскребло, вспомнил дом…
– Ну да, была такая песня. Про афганцев… – неловко сказал Кабул. И запоздало удивился: разве его можно узнать? Был небольшой мальчик с ясным лицом, волосами чуть не до плеч, в белой рубашечке с кружевным воротником, а сейчас… – Разве я такой, как тогда? Я и не пою давным-давно…
– Глаза те же, – объяснил очкастый паренек. – Запомнились. Глаза, они, как отпечатки пальцев, не меняются…
«Еще как меняются!» – подумал Кабул, вспомнив свое отражение в зеркале умывалки, но спорить не стал. Глянул сбоку, осторожно спросил:
– А ты здесь… тоже сидишь? Или работаешь?
Паренек отозвался догадливо:
– Ты, наверно, «месячник», по решению судьи?
– Ну… – Кабул со злостью зацарапал полуботинком гравий.
– Вот тебе и кажется, что здесь все «сидят». А на самом деле таких тут мало. Это ведь не колония, а детприемник. В нем «ждут дальнейших решений». Те, кто драпанул из дома, от папаш с ремнем или пьющих мамочек, или из интернатов. Или потерявшиеся, отставшие от поездов. А есть такие, кого родители сами бросили и сбежали…
«Понятно, почему столько малышни», – сообразил Кабул.
– Здесь долго не держат, стараются быстрее решить, кого куда: или обратно домой, или в «родной» интернат, или в детдом. А кто посимпатичнее, может угодить в патронажную семью…
– К приемным родителям?
– Можно и так сказать… – хмыкнул собеседник.
– Я тоже из такой семьи, – вырвалось у Кабула. – Только… не повезло…
Паренек сел вплотную. Положил в свою ладонь пальцы Кабула.
– Меня зовут Пантелей. А тебя?
Кабул сразу вспомнил первый вечер в спальне: там говорили про какого-то Пантелея.
– А я Кабул…
– А по-нормальному как звать?
– Владислав… Но Кабул привычнее…
– Ну и ладно…
– А ты… тоже здесь ждешь решения?
– У меня случай особый, – охотно отозвался Пантелей (интересное имя и… добродушное такое). – Я из детдома в Елани, это за городом. Попал туда в пятом классе. Раньше-то жил с мамой-папой, а они разбились в самолете. Летали к друзьям в Хабаровск, а меня оставили с теткой… Все потом говорили: «Повезло тебе», а я думал: «Неизвестно, повезло или нет…» Тетка со мной не стала возиться, вот и оказался в детдоме. Сперва в одном, потом в другом. Переводили, потому что характер у меня такой…
– Качал правоту? – догадался Кабул.
– Качал, – кивнул Пантелей. – И сейчас качаю. Недавно дорвался до Интернета, кинул обращение в «Живой журнал» и на разные сайты – о бесправии детдомовцев. Мы же ничего не можем, нами крутят как хотят. Паспорта отбирают до восемнадцати лет, никуда не вырвешься. А порядки почти такие, как в колонии… Я написал: «Чем танцы устраивать в День защиты детей, лучше бы защитили их по-настоящему. Особенно детдомовских, которых больше миллиона…» Ну и рассказал кой-какие случаи… Крику было!
