– Как ты им надавал… – с тихим восхищением произнес похожий на Андрюшку.
– Как рыцарь Ланселот, – добавил его дружок (видать, начитанный был малек).
– Кто они такие? – спросил Кабул просто так, чтобы не молчать. Они заговорили наперебой:
– Мы не знаем… Они не отсюда… Наши ребята не трогают тех, кто меньше… А ты тоже нездешний?
– Проездом, – усмехнулся Кабул. И добавил: – Вам лучше не ходить без старших… Купались небось? Наверно, и плавать не умеете?
– Мы умеем, только по-собачьи, – объяснил похожий на Андрюшку. А другой спохватился:
– Митя, пошли домой. Узнают, что были на пруду, опять попадет…
И они пошли – рядышком, дружные такие. Но тут же оглянулись. Похожий на Андрюшку Митя очень серьезно сказал:
– Спасибо…
– Ага! – поддержал Митю приятель.
Кабул улыбнулся, не поднимая головы:
– На здоровье…
И почувствовал, что гордится званием Ланселота, хотя жилки вдруг начали запоздало вздрагивать…
Он полежал еще, поднялся и шагнул к тому месту, куда бросил рюкзак.
Рюкзака не было.
Кабул понял сразу: рюкзак увели те трое. Конечно! Сообразили, что гораздо выгоднее не сводить счеты с психованным защитником сопливой малышни, а прихватить его имущество. Сделали это умело и незаметно.
Где теперь их искать? Ведь даже Митя и его дружок не знали, откуда эти парни…
В рюкзаке были деньги, был мобильник, была запасная одежда и плащ-палатка, была книга. А главное – там был Свир! Не стало Свира – не стало друга…
Мобильник был нужен, чтобы дозвониться до Спарина. Ну, ладно, Игоря Игнатьевича Кабул как-нибудь разыщет. Но это еще когда? А без денег – значит, без еды. И как быть, если придет холодная погода? Кабул остался в легких бриджах из плащовки, футболке и сандалиях-плетенках на босу ногу…
И все же самая большая потеря – Свир! От Кабула будто оторвали часть его души.
«Мама, а может быть, он все-таки вернется?» – взмолился Кабул. Ведь была в Свире волшебная сила – не простая же он игрушка!
«Может быть…» – отозвалась мама, но неуверенно.
Следующие два дня Кабул прожил у себя под лестницей. Там осталась у него коробка с вермишелевым супом, он сварил его и разделил на две порции. Потом сгрыз два последних кубика рафинада. Как он и боялся, пришел ветреный дождливый холод, соваться на улицу нечего было и думать. Да и что там делать?
Кабул, почти не двигаясь, лежал под войлоком и думал в темноте обо всем понемногу. Но мысли были рассеянные, иногда их накрывала дремота. Порой Кабулу казалось, что он слышит сухое щелканье – словно где-то неподалеку стукали по каменным и паркетным плиткам копытца игрушечной лошадки. В первый день вечером он даже заставил себя подняться и выйти к лестнице: вдруг благодаря какому-то чуду появился Свир?
Не было Свира. Откуда ему взяться?
Иногда в полусне казалось, что Свир, как и раньше, лежит у него под боком, Кабул приходил в себя от толчка счастья. Счастье оказывалось обманом, и подступали слезы…
Второй день Кабул провел почти не подымаясь, только раза два добрел до туалета. Очень хотелось есть, гудела голова. Иногда Кабул думал: что же делать? Может быть, пойти в прежний интернат? Но оттуда наверняка отправят все в тот же детприемник – хотя бы как беглеца из лагеря. Нет, лучше уж с моста головой!..
К маме Кабул не обращался: казалось, что он в чем-то виноват.
Иногда снова чудилось, что за приоткрытой дверью цокают копытца. Но теперь Кабул понимал, что это обман слуха. Да и не было сил подняться…
Однако следующим утром он все же встал. Потому что ощутил: снаружи, за стенами небоскреба, снова солнечно и тепло. Пошатываясь, выбрался наружу, спустился с крыльца. Появилась мысль: пойти в ближнюю булочную и стащить там с прилавка батон. И он пошел. Но вдруг показалось, что среди бетонных обломков мелькнуло красное пятно.
Не было смысла поддаваться невероятной надежде. Но и не было сил отказаться от нее. Кабул побежал, запнулся, упал на четвереньки, вскочил. Кружилась голова. В этом кружении проскочила догадка: «А может, он зачем-то нарочно уводит меня отсюда?» Кабул встряхнулся. Заставил себя взглянуть вокруг ясными глазами и рассердиться: «Ты чего так раскис? Ведь не конец же еще!..» Ему вдруг вспомнилось, будто в «каморке под лестницей» остался пакетик вермишелевого супа. Он даже вспомнил его – слегка помятый, с загнутым уголком, с картинкой, на которой жизнерадостный пестрый петух («Суп с куриным бульоном»). Невозможно было поверить, что этого пакета нет на самом деле!
Ничего уже не боясь, Кабул стал опять подниматься по ступеням. А недалеко от входа понял, что никакого пакета не найдет, потому что сварил этот суп еще три дня назад.
Остановился с тихим звоном в ушах.
И услыхал:
– Не ходи туда. Там риск…
Перед Кабулом стоял мальчишка ростом с Андрюшку Гаврина. В мятой сиреневой рубашонке с вышитым корабликом и в таких же шортиках. С длинными светлыми волосами, какие когда-то были у Владика Переметова…
– Какой риск?..
– Зуб может рухнуть в любую минуту…
Четвертая часть
Тополята бетонного города
Сражение
Всемогущий и всезнающий Виталя быстренько разузнал все про омбудсмена Спарина: и номер его телефона (который Кабул не помнил), и когда Игорь Игнатьевич вернется из Штатов. Оказалось, что он задерживается. Впрочем, это было не столь уж важно. Потому что у Витали быстро созрел свой план. Оказалось, что Институт нетрадиционной физики и топологии, у которого открывался в этих краях большой филиал, собирается устроить здесь школу-интернат для ребят со склонностями к этим наукам. Владику Переметову (или Иванову?) там наверняка найдется место.
– Но у меня же никаких склонностей…
– Да? – с ехидцей сказал Виталя. – А кто здесь распространялся о Конфигурациях пространств? Это и есть нетрадиционная топология. Не исключено, что за ней будущее нашей цивилизации…
– Если рассуждать философски, – вставил Жох и ловко увернулся от кулака Эвки Полянской.
Кабул действительно рассказывал Витале и ребятам про Конфигурации. И вообще про все. Про свои невеселые приключения, про планету Землянику, про маленького коня Свира… И было сперва удивительно, а потом уже привычно, как хорошо слушают его самые разные ребята – от Жоха, который почему-то считался у взрослых отпетым субъектом, до маленького Егорки Лесова – бесстрашной личности с неулыбчивыми глазами…
Здесь, в компании Виталиного Кокпита, у Кабула словно распахивалась душа. Потому что он понимал: никто не засмеется, никто не предаст. Он раньше и не знал, что есть на свете
И все же про маму он им не сказал. Вернее, сказал только Теньке.
Однажды вечером они сидели на оконечности Косы, у развалин водной станции. Оранжевый от солнца хребет Сити отражался в синей воде. Засигналил Тенькин телефон.
– Мама, наверно, домой зовет? – понимающе сказал Кабул.
– Ага… – бормотнул Тенька.
Ему каждый раз было неловко, что у него есть мама, а Кабул – полный сирота. Но Кабул вдруг откинулся
