– Пойдем на Косу…
Они пошли. Было утро, стояло мягкое тепло. На сурепке после ночного дождика горели капли. Сурепка чиркала по ногам и оставляла на пыльном загаре блестящие полоски. Надо было что-то сказать: от печальной темы все равно не уйдешь. Тенька спросил:
– У него был инфаркт, да?
– Да. И сразу… Не успели даже довести до больницы…
– А Владик уехал… За ним на машине примчалась сестра его мамы, прямо из Юхты…
– Я знаю, Женька сказала… Только непонятно, почему так срочно…
– За ним охотились ювенальные тетки…
– Понятно…
– Он позвонил с дороги, сказал, что скоро будут на месте. Всем привет. И тебе…
Шурик Черепанов кивнул.
На дальнем берегу пруда громоздились развалины Зуба, но Тенька и Шурик на них не смотрели, будто по уговору. Тенька рассказал про свой прощальный подарок Владику. Шурик снова кивнул.
Пришли на Косу. Спиленные тополя, как зеленые груды, лежали на двух берегах. Листва на них не увядала, сопротивлялась гибели. И от нее пахло, как после майского дождя. А между упавшими великанами стояли навытяжку их дети. Недавно вкопанные тополята.
Шурик безошибочно привел Теньку к тонкому двухметровому стволу.
– Вот… дедушкин… Ой, смотри-ка.
На серо-зеленой коре проклюнулся крохотный листик.
– Значит, будет жить! – обрадовался Тенька.
– Они все будут жить. К весне пустят побеги…
Постояли, потом сели на могучий ствол упавшего тополя.
Ясно синело небо, обещало, что впереди еще недели две теплого лета. Плыли в воздухе невесомые пушистые семена белоцвета. «Если очень постараюсь, я смогу так же», – подумал Тенька. И вдруг увидел среди семян прозрачный кораблик с круглыми, как пузыри, парусами.
– Шурик, смотри! Видишь?
– Вижу… Будто привет от Владьки. Да?
Тенька подумал. Едва ли кораблик так быстро долетел бы сюда от Юхты.
– А может быть, от Танюшки Юковой… – неуверенно выговорил он.
Шурик медленно посмотрел на него сбоку и ничего не ответил.
Тенька подтянул на ствол ноги, уперся подбородком в колени. Сказал, глядя перед собой в «никуда»:
– Несправедливо это…
– Что несправедливо?
– Только подружишься с человеком, а он – раз, и уехал в дальние дали…
Шурик помолчал. Отвалился спиной к торчащему отростку ствола. И сказал, будто между прочим:
– Бывает… А я вот никуда не уезжаю.
Тенька уткнулся в колени носом и сидел так с минуту. Потом попросил:
– Шурик, ты на меня не злись. Я иногда бываю такая деревяшка…
Шурик умудренно сказал:
– Все мы бываем деревяшками… – И вскочил. – Тень, смотри! Еще один кораблик!
Тенька никуда не поедет
Соседка тетя Тася отдала Ресницыным старое кресло (сказала, что оно занимает в ее тесной квартирке много места). Кресло Теньке пришлось по душе (вернее, по известной части тела) – немного пыльное, но мягкое, широкое, просторное. Теньке нравилось погружаться в него и сидеть, отвалившись к спинке и закинув ноги на пухлые подлокотники.
Так и сидел он, когда мама и отец вошли в комнату и встали против сына со значительными лицами. Тенька посмотрел вопросительно: что у вас?
– Степан Васильич, есть сюрприз, – сказал папа.
– Хороший?
– Ага… – ребячливо сказал папа.
– Какой? – спросил Тенька. К любым сюрпризам (даже хорошим) он относился осторожно.
Мама сказала:
– У папы в Гурзуфе, в Крыму, есть знакомые. Зовут в гости. И случилось так, что можно быстро и со скидкой купить билеты на самолет. Туда и обратно…
– Скоро школа… – заметил Тенька.
– Успеем, – успокоил папа. – А если и опоздаешь на пару дней, велик ли грех… Ты ведь никогда не бывал на море…
Тенька никогда не бывал на море. Но сейчас, поразмыслив полминуты, он стукнул пятками по креслу и сказал:
– Не-е…
Видимо, отец и мать ожидали чего-то такого – непростой он, Тенька, человек. Но все же спросили вдвоем:
– Почему?
Тенька снова подумал. Спустил ноги с подлокотников, поставил на пол.
– А можно не объяснять?
Отец посмотрел на маму и согласился:
– Можно… Только я тогда, в свою очередь, выскажу догадку. Не обижайся… Боишься лететь? Многие сперва боятся, а через пятнадцать минут привыкают…
– Я не боюсь лететь… – отозвался Тенька. Сгреб со спинки кресла Лиску и посадил на колени («Мрлмр…»).
– Понятно, – сказала мама. – Ты боишься оставить без присмотра этого зверя. Но… Тень… она ведь все равно целыми днями шастает одна. А, когда надо, друзья присмотрят за ней. И Виталя, и ребята, и тетя Тася…
Тенька не боялся оставить Лиску (в самом деле, есть кому за ней присмотреть).
– Не в ней дело…
– Ну… так в чем все-таки? – спросил отец с очень глубоко спрятанной досадой.
Рассказывать было неловко. Но и обижать молчанием отца и маму (особенно маму) тоже не хотелось.
– Ну… это из-за Шурки…
Мама и отец посмотрели друг на друга и снова глянули на Теньку.
– Из-за Шурика Черепанова, – выговорил Тенька. – Вы же его знаете…
Мама подергала кончики волос на левой щеке.
– Да, знаем… А что с ним случилось?
– Да ничего не случилось! – Тенька порвал неловкость, словно пробил телом тугую пленку. – Просто он… то есть я… когда уехал Кабул, я сказал: «Только успеешь подружиться с человеком, а он уезжает…» А Шурик сказал: «Я-то никуда не уезжаю…» И я понял, какая я скотина…
– Не выражайся, – машинально сказала мама.
– Да, скотина… Потому что он все лето со мной, в самые трудные дни… А я к нему… будто он просто так… И теперь, если уеду, получится, что я его бросил… А он все еще тоскует из-за деда…
Мама и отец опять посмотрели друг на друга. И не стали уговаривать сына. Только развели руками и ушли из комнаты. А Тенька остался в кресле. Сидел и гладил урчащую Лиску. Она слегка шевелила кончиком хвоста и лапами. Теньке было грустно, однако он ни о чем не жалел.
Мама и отец вернулись через четверть часа.
– Есть выход, – сказал отец.
– Можно взять Шурика с собой, – сказала мама. – Поговорим с его родителями… Раз уж вам так надо быть вместе…
– У них нет денег, – хмуро объяснил Тенька. – Все высадили на похороны деда…
