Свет. Когда Поздняков очнулся, его почти довел до безумия свет. Он лился с потолка, из огромных отверстий. Свет превратился в тяжелые желтые потоки. Падал на лицо не хлопьями – сгустками, залеплял нос, намертво склеивал губы. Человек пытался заглатывать его ртом, выблевывал обратно – внутри золотистого потока не было ни капли воздуха, без которого легкие горели, чуть не лопались от напряжения. Хотелось дышать – невыносимо, неистово. Дышать!
Затем Сергей почувствовал видеокамеру – будто занозу, причинявшую страдания. Попадет такая под кожу, куда-то внутрь – ее не видно, но тонкая игла, застрявшая в теле, постоянно напоминает о себе, при любом движении. Вместе с ней под кожу попадает грязь, образуются нагноения.
Поздняков не видел камеру – глаза не работали, но знал – она была где-то здесь, колола невидимыми иглами электромагнитных волн. «Занозы» входили в тело, доставляя страшные мучения. Они начинали гноиться, каждое движение давалось с трудом. Раны лопались, свищи прорывались наружу, но это не приносило облегчения – электромагнитные лучи продолжали свою работу, и новые иглы впивались в тело, не забывая о жертве ни на минуту.
Сергей пытался кричать, но это лишь причиняло новые страдания. Его собственный голос превращался в неистовый ураган, который проносился над планетой, уничтожал скалы, валил деревья, рвал перепонки. Человек умирал под лавиной камней, обрушивавшихся на него вместе с чудовищным ревом. Он – раз за разом – оказывался погребенным в толще холодного камня и мокрой черной земли. И, сколько ни пытался выбраться, не мог дотянуться до поверхности, глотнуть воздуха. Поздняков много раз умер в сырой каменно-земляной могиле, прежде чем ураган над планетой стих, и все замерло без движения. Боль затаилась, словно кто-то всемогущий дал ей приказ: хватит, довольно!
Сергей не верил ни боли, ни всемогущим. Он знал: страдания продолжатся. Просто некие силы ждут, пока он расслабится, поверит, что все позади. Тогда и нанесут последний, решающий удар. Тот самый, на который не хватит сил. Который окончательно уничтожит его. Не только изуродует тело, что уже произошло – но и расплавит, деформирует личность, превратит ее в трясущийся комочек, мечтающий любой ценой облегчить боль, отменить пытку.
Едва только Сергей подумал об этом, как увидел перед собой лестницу. Полупрозрачные ступени повисли в воздухе. Они уводили куда-то вверх, прямо в небо, ставшее многослойным зеркалом. Поздняков оставался в собственном теле, но при этом видел себя со стороны.
Он ступил на первую ступень. Медленно, неторопливо пошел вверх, удаляясь от земли, но ни на миг не веря: это – для него. Разве он имеет право идти по ступеням? Разве жидкая горячая плазма в следующую минуту не сбросит его вниз? Разве измученное тело не замуруют в тяжелых камнях, лишив воздуха, света, надежды на лучшее?
Лестница оказалась невероятно длинной. Если б в начале пути кто-то шепнул на ухо – сколько именно необходимо пройти – Поздняков сошел бы с ума.
От необходимости идти вверх много часов подряд – не останавливаясь ни на секунду, не имея возможности присесть и передохнуть, осмотреться и отдышаться. Полупрозрачные ступени держали тело лишь тогда, когда человек двигался – Сергей понял это довольно быстро, попытавшись остановиться.
Опора под ногами сразу превратилась в подвижный туман, легко расступавшийся под тяжестью тела. Физической оболочки, норовившей устремиться обратно к земле, к родной для человека стихии. «Все-таки небо – это чужое, недостижимое, – мелькнуло в голове у Позднякова. – И коли тебе дали лестницу – иди, не мешкай, пока она не исчезла».
Лестница оказалась почти беконечной. Если бы кто-то вернул Сергея на исходную позицию и сказал: эту дорогу придется осилить еще раз, Сергей просто лег бы. Там же, у первой ступени. Лег и тихо околел, зная, что не способен на новый подвиг.
Незнание спасло Позднякова. Помогло одолеть вершину, добраться до последней ступени. Никаких ворот там не было – вот и врут, что у рая есть вход. Нет, здесь было нечто иное – площадка, на которой можно было передохнуть. Уплотнившийся туман держал человеческое тело, словно оно было невесомым.
Он тяжело, устало выдохнул, вытер пот со лба. Невольно глянул назад, на пройденное, от этого закружилась голова. Не от высоты. Сергей не видел начала лестницы – основание скрыли облака. Голова закружилась от осознания того, какой трудной получилась дорога. Наверное, он – Сергей Поздняков – заслужил что-то подобное…
Сергей отвернулся и принялся внимательно разглядывать полупрозрачную облачную ленту, висевшую в небе. Она начиналась в трех шагах от него. В трех шагах, которые он не мог сделать. Вдруг перед ним возник какой-то человек с огромной книгой. Человек? Наверное, живое существо тут не смогло бы находиться.
«Ангел», – подумал Сергей, быстро отыскав привычное слово в памяти. Он никогда не видел ангелов, но сознание подсказало нужный термин, избавив от лишней головной боли. И не имело никакого значения, что у существа нет крыльев. Может быть, их просто не видно? Может, они под одеждой?
Сергей поднял глаза, полные мольбы, на Ангела.
– Зря смотришь, – сказал тот строго. – Не пущу. Не понимаю, зачем ты пришел. Твое место не здесь.
– А где? – спросил Поздняков.
Чуть растерянно, чуть обиженно. Стоило ли мучиться, одолевать такой путь, чтоб узнать: ты пришел, куда не следовало?
– Там, на Земле! – ответил Ангел.
И указал вниз. Сергей посмотрел себе под ноги. Сквозь полупрозрачную площадку были видны облака, проплывавшие в вышине. Глупо… Как облака могут проплывать в вышине, если они у тебя под ногами?
– Вот, читай! – Ангел подал Сергею книгу. – Читай вслух!
Тот послушно взял в руки толстый фолиант.
«В одном селении жил старик, у которого не было родни – ни детей, ни внуков. Этот одинокий человек любил детей. Он часто играл с ними, учил мудрости. Мастерил им подарки – очень красивые и хрупкие.
Дети любили играть с ними, но новые игрушки всегда ломались. Малыши плакали.
Мудрец утешал их, мастерил еще более красивые игрушки. И еще более хрупкие. Дети едва касались их, но игрушки все равно ломались.
Наконец настал момент, когда родители не выдержали, пришли к мастеру:
– Ты стар и мудр, – сказали они. – Мы знаем, ты желаешь нашим детям добра. Тогда объясни: почему делаешь для них такие красивые и такие хрупкие игрушки? Не играть с ними невозможно – вещицы очень красивые. Но они всякий раз ломаются, а наши дети плачут.
– Пройдет немного лет, – сказал в ответ старик. – Ваши дети подрастут, для них наступит другая пора. Кто-то подарит им свое сердце – самое хрупкое, что бывает в мире. Может, полученные уроки помогут им обращаться с бесценным даром еще бережнее, чем со стеклянными фигурками?»
Больше на странице ничего не было. Дочитав до конца, Сергей с недоумением посмотрел на Ангела.
– Это все! – объявил тот. – Иди обратно. Ищи свою дорогу.
– Как все?! – воскликнул Сергей. – Я ничего не понял. Что мне делать?
– На твоей странице больше ничего нет, – ответил Ангел.
И вдруг под ногами Сергея стали возникать ступени сами собой.
Ступени, на которых нельзя стоять, можно только двигаться…
И вновь лестница, с той лишь разницей, что теперь надо идти вниз. Как и прежде, не останавливаясь.
