– Все! – резко сказал врач. – Больше не стоит. Если хотите – можете потом, когда восстановитесь, поиграть в спасателя еще раз. Пока – достаточно!
С руки сняли нашлепку, Сергей медленно приподнялся. Сел, проверяя: кружится ли голова. Несколько секунд перед глазами мелькали белые мошки, затем все прошло. Он встал, помассировал веки, посмотрел влево-вправо. Никаких признаков недомогания не осталось.
– Какое странное небо… – вдруг отчетливо сказал Владик.
Все замерли. Врач удивленно посмотрел на мальчика, потом на потолок. Анна схватила сына за руку.
– Владя, – мягко, но с тревогой проговорила она. – Какое небо? Ты в палате. В больнице, хороший мой…
– Небо! – упрямо повторил мальчик. – Ты просто не видишь, мама!
– Оно багровое? – Поздняков присел на корточки возле постели. – Или… Я сам забыл… Темно-вишневое, да?
– Нет! – ответил ребенок. – Цвета малинового варенья. Я очень люблю малиновое варенье. Только мама мне его больше не готовит.
– Господи! – всхлипнула женщина. – Владенька! Да я… Я… Я обязательно принесу тебе малинового варенья! Владя!
– Поразительно! – пробормотал за спиной у Позднякова врач. – Он говорит… Говорит нормально, как несколько месяцев назад, до начала кризиса. Поразительно!
– Принеси, мама, – капризно протянул Владик. – И еще, ты обещала подарить мне новую книгу, где она?
– Да что ты, Владя?! – забормотала женщина, быстрее, чем смогла понять, что происходит. – Ты что, мой хороший? Это не вчера! В начале весны, в марте! Три месяца наз…
Она зажала себе рот ладонями, потом прикусила пальцы, на ресницах задрожали слезы.
– Владик, – уже понимая, что он победил, что на его глазах и при его участии произошло настоящее чудо, тихо спросил Поздняков. – А из малинового неба идет странный дождь? Должны падать маленькие водоворотики. Такие вихревые молнии, они колются, больно…
– Совсем не больно! – мальчик помотал головой и открыл глаза, с легкой улыбкой посмотрел на замерших вокруг него людей. – Ничуть не больно! Колются, и от этого щекотно. И не водоворотики падают – комочки-иголочки! Совсем как живые ежики…
– Ясно… Бредит! – вдруг проговорил врач. – Ну все, конец. Недолгое возвращение перед смертью. Мнимое просветление, прежде чем мозг угаснет окончательно. Много раз видел такое… Я предупреждал! Отвечать будете сами! Бумагу вы подписали!
Медик раздраженно стащил с головы белый колпак, швырнул его на пол, быстро вышел из палаты. Анна со страхом посмотрела на Позднякова.
– Владик не умрет, – Сергей заговорщически подмигнул молодой женщине. – Там, где бессильна традиционная медицина, ей на смену приходят народные средства. Что вы ждали от врача, который никогда в жизни не видел чуда?
– А это… все… – женщина указала дрожащим пальцем на Владика, покрутила над головой сына.
– Пройдет! – уверенно сказал Поздняков. – Минут через пять или десять. Давайте подождем…
Владик не умер ни через десять минут, ни через полчаса. Сначала Поздняков находился в палате – немного нервничал, когда малыш жаловался на бесплотные призрачные руки, на разноцветные пятна под веками, на колючий дождик.
С мальчиком происходило то же самое, что с самим Поздняковым, после аварии. И беглец лишний раз убедился: Вербинский был гением. Сумасшедшим, жестоким, безжалостным – но гением. За совершенные злодеяния его следовало отправить в ад на скоростном лифте, а за создание уникального препарата – причислить к лику святых.
Катализатор передался от человека человеку во второй раз, теперь – умирающему ребенку. И это означало, что ситуацию можно реплицировать, переливая кровь, даже несмотря на разницу в группах. Хотя Поздняков не был уверен до конца…
Когда мальчик открыл глаза и сказал, что страшно проголодался, Сергей понял: эту партию у Смерти он выиграл с разгромным счетом. Счастливо улыбнулся, сжал ладонь мальчика: «Ну, давай лапу, маленький брат по крови! Старайся реже попадать в руки медиков… Будь здоров!»
И вышел из палаты. Сначала в холл, а потом в предбанник отделения для тяжелых больных. Врач нервно курил, пальцы его дрожали.
– Дыши глубже! – хлопнул его по плечу Сергей и подмигнул растерянному, потерявшему ориентиры медику. – Обычная случайность, не более. Такое иногда происходит в жизни. Слыхал? Даже незаряженное ружье стреляет раз в год!
Человек в белом халате молча смотрел на донора – то ли как на призрак, то ли как на сумасшедшего.
– Ну все, я пошел, – другим тоном сказал Поздняков, – пора мне. Ты уж теперь не подводи, ладно? Сделай так, чтоб мальчик не просто жил, а вышел отсюда полноценным человеком. Ну, будь!
И Сергей побежал вниз по лестнице. Сильно, в избытке чувств, толкнул тяжелую скрипучую дверь. Выскочил на улицу…
Небо. Обычное серое небо – покрытое тучами, но такое родное.
– Подождите! Подождите!
Из дверей следом за Сергеем выбежала Анна. Мама Владика. Обычная женщина, каких тысячи… нет… миллионы в России. Только очень уставшая, с темными кругами под глазами, без веры в будущее во взгляде.
– Подождите! Пожалуйста! – Анна догнала Сергея, схватила за руку. Губы ее дрожали. – Он… Он просит, чтоб ему разрешили ходить… А я… Я ведь даже не спросила, как вас зовут…
Она вдруг не выдержала. Все, что копилось внутри долгие месяцы, прорвалось наружу. Аня ткнулась лицом в рубашку Сергея, обняла его руками, зарыдала. Нервно, громко всхлипывая, как ребенок.
Поздняков прижал к себе чужую женщину. Провел ладонью по голове, не зная, как поступить. Утешать? Плакать вместе с ней? Но почему же хочется плакать, если они стали свидетелями Чуда и теперь все-все должно быть хорошо? Почему?
– Не надо моего имени… – говорить было трудно и больно. За то, чтоб жил ребенок этой женщины, многие люди заплатили безумно высокую цену. – Зачем оно, мое имя…
Мама Владика взяла себя в руки, шагнула назад, торопливо вытирая лицо платком. Посмотрела на Сергея.
– Пойду в церковь, свечку за вас поставлю, – прошептала она. – Ведь нельзя же… так…
– Свечку поставьте, – кивнул головой Поздняков. – Святому Николаю Чудотворцу. А мне не надо, не от меня все пошло. От других людей, только… Только они уже вряд ли кому-
