- Здрасьте! - она осветила меня улыбкой, глядя веселыми синими глазами в тонкой сеточке морщинок. - А вы с комбината?..
- Добрый день... Видите ли, я разыскиваю отца... - мои глаза помимо воли сползали на ее неправдоподобный живот. - Он жил тут шесть лет назад. Наверное, даже в вашей комнате.
- Да? - обрадовалась она. - Ну, так проходите! Сейчас разберемся!..
Просторная квартира на восемь комнат оказалась уютной, из кухни плыл аппетитный запах пирогов с капустой, в ванной кто-то пел за стиркой, а в коридоре возились с игрушечным грузовиком трое ясноглазых детей в одинаковых штанишках с лямками.
- Мои! - гордо заявила беременная, кивнув на хохочущих ребятишек. - Пополняю, так сказать, ряды защитников. Представляете - одни мальчики. Теперь бы дочку... - она засмеялась. - Проходите, вот сюда... Вас как звать?
- Эрик, - я мимоходом потрепал одного из ее сыновей по макушке. - А моего отца - Глеб. Не помните? У меня фотография с собой.
Мы вошли в большую квадратную комнату со странными обоями: много-много разноцветных бабочек на белом фоне, и женщина усадила меня на круглый стол. Видно, стоять ей было тяжело, слишком уж большой вес давил на худые ноги и тонкие руки, которыми она уперлась в крышку стола для устойчивости.
- Обои какие интересные, - заметил я, озираясь.
- Да, - женщина поморгала, улыбнулась. - Муж мой - немного художник. Взял и стены разрисовал. Никакие это не обои. Но красиво. Хотите чаю?..
Я кивнул. Женщина ('Лада', - представилась она) пошла ставить чайник, и из коридора донеслось: 'Кто знает адрес прежнего жильца, Глеба? Его сын пришел. Эй, что, вымерли все?!'. У нее был очень звонкий голос, и я подумал, что когда-то, возможно, она пела в хоре.
Отозвался кто-то хриплый, кашляющий: 'Какой Глеб? Которого жена бросила?..'. 'Не знаю! - уже издалека, из кухни, должно быть, крикнула Лада. - Может быть. Он раньше в нашей комнате жил, ну, вспомни!'. 'Как же... - сказал хриплый. - Так ведь он теперь лечится - в Санитарном поселке он'. 'Ты не путаешь? - голос Лады приблизился. - Что ты такое говоришь?.. У него сын знаешь, какой приличный? В галстуке!'. Хриплый засмеялся: 'Ну и что, что сын?.. Ты же меня не про сына, а про отца спрашиваешь'.
Лада вернулась, с сомнением глянула на меня поверх своего живота, покачала головой:
- Тут сосед говорит, что папа ваш в Санитарном поселке... Ну, не знаю. Может, правда... Хотя, сосед мой, - она заговорила шепотом, - похоже, и сам оттуда. Пил, говорят. Так что ему веры особой нет.
- А где это? - я привстал.
Женщина сложила на груди сухие, оплетенные венами руки:
- Сядете на автобус и доедете до конца. Как сойдете, сразу за остановкой будут поля аэрации. А за ними увидите песчаные такие холмы, много-много, высокие, с пятиэтажный дом. Туда и идите, там дорога есть. Только пешком надо, автобус дальше не едет. А может, и подвезут, там грузовики иногда проезжают...
- А дальше?
- Не знаю - дальше, - Лада вздохнула. - Я только указатель видела: 'Санитарный поселок - 5 километров'. Знаете, мерзкое там какое-то место, у меня даже настроение испортилось.
В дверь постучали, и просунулась голова соседа, беззубого старика с гладкой малиновой плешью, окруженной венчиком белесого пуха:
- Это ты - сын, что ли?.. - он придирчиво оглядел мой костюм. - И правда, не скажешь... А папаша твой - там. Это точно. Последний год пил до желтых чертиков, смотреть жутко было. Налижется, бывало, и воет, воет... как собака прямо.
Ладу передернуло, и она укоризненно покачала головой:
- Ну, что ты тут такое рассказываешь? Кто тут выл? Я слышала, несчастье у него было какое-то, но это же не значит...
- Выл, выл, - убежденно сказал старик. - А то я не знаю, как воют. Ты, дружок, съезди к нему, навести. Все какая-то радость. Он там, похоже, насовсем.
- Обязательно, - я встал. - Спасибо.
- А чай? - расстроилась женщина.
- Да я хотел успеть сегодня...
- Это же недолго! Я пирожки пекла... - она слабо улыбнулась.
Пирожки вдруг напомнили мне о детстве: мама тоже любила печь, и густой, сытный, теплый запах всегда будил меня по воскресеньям.
- Хорошо. Уговорили, - я развел руками.
- У меня к вам дело есть, - вежливо вытеснив старика, женщина снова двинулась в коридор. - Не уходите, хорошо?
- ... Муж у меня в гараже работает, - тихонько рассказала она пять минут спустя, когда мы уселись пить чай и плотно прикрыли дверь. - У них болтают, что из Санитарного сбежал недавно один. Угнал машину, человека монтировкой ударил по голове... Вы бы не ходили туда просто так, друзей бы взяли. Того - который сбежал - не поймали еще.
Я кивнул, пытаясь разгадать значение ее взгляда, но женщина упорно отводила глаза.
- Лада, вы еще что-то сказать хотите?
- Да я не знаю, - она махнула рукой, - может, ерунда... Говорят, женщину он какую-то ищет. Я и подумала... Да это так, внутренний голос, - Лада засмеялась. - Не слушайте особенно, мало ли что беременной в голову придет.
... До последнего - буквально до последнего момента я надеялся, что это все-таки ошибка. Человеку свойственно утешать себя, в худшее верить никому не хочется, поэтому, шагая по пыльной грунтовой дороге к далеким, четким на фоне неба горам песка, я думал: нет, мой отец не может быть алкоголиком или сумасшедшим. Все, что угодно, только не это. Да и с чего бы? Подумаешь, жена бросила... Тысячи женщин отказываются продлевать брак, кого этим удивишь? Неприятно, конечно, и на мужчину-'непродленку' некоторые смотрят косо, но спиваться из-за этого...
Место, в которое привез меня автобус, было до странности пустынно: одинокая будка конечной остановки, кособокий неработающий магазинчик с покосившейся вывеской 'Продукты', последняя городская водонапорная башня, а дальше, через пустые черные поля - только линии электропередач, застывшие распятыми великанами, да темный гребень песчаных куч вдалеке. Ни звука, ни движения. Полынь качается вдоль дороги, гудят провода, ветер напевает песенку. Я постоял и пошел, сунув руки в карманы. В конце концов, любое знание лучше незнания...
Пять километров до Санитарного поселка отняли у меня час с лишним: идти все время приходилось немного в гору, и я быстро устал и вспотел в своем тонком шерстяном костюме. Ни один грузовик не обогнал меня и ни один не проехал навстречу, лишь неприкаянная бродячая собака пробежала, вывалив язык и мерно виляя хвостом, похожим на пыльную метелку.
Поля, наконец, кончились, и у подножия первой песчаной горы я миновал ржавый шлагбаум с заброшенной сторожевой будкой и строгой табличкой 'Проход запрещен'. Если тут и велись какие-то работы, они прекратились много лет назад, даже следы человеческие совсем стерлись от времени. Остался только слежавшийся, проросший травой и деревцами песок, дорога, ржавый остов экскаватора да пара валяющихся на боку вагонеток, присыпанных строительным мусором.
Я шел по дну ущелья, образованного высоченными, под небо, горами песка, и думал с отстраненностью зрителя, что сбежавший из поселка алкоголик, если он прячется здесь, может в любой момент на меня напасть, и никто об этом не узнает. Солнце садилось, подсвечивая снизу небосвод, как витрину магазина. Над песком, в чистой синеве, уже возник едва заметный тонкий месяц, подуло прохладой, запахло неожиданно свежестью. Есть что-то трогательное в летних вечерах, какая-то беззащитная красота, и неважно, где все это застает тебя - ты все равно не можешь остаться равнодушным.
Равнодушен я только к женщинам. Природа же не перестает меня волновать, словно душа сама возмещает недостаток чувств. Животных люблю, лес, закаты. Море видел - и опьянел от ровного прибоя с
