Гений зла

моего отца была выставлена когорта: Апостолов, Хренников,

Коваль, Ливанова – само по себе решает «проблему». Ведь их

статьи были напечатаны не до, а вскоре после ареста Вольпина. И

на пленуме Хренников предъявил политическое обвинение

только Локшину и больше никому – фактически именно мой

отец был избран в качестве основного антигероя в

пропагандистской музыкальной кампании 49-го года. Дальше

можно ни о чем не говорить.

Как же вьшло, что в своей предыдущей повести об отце я не

упомянул об этой истории, случившейся на Третьем пленуме и

столь недвусмысленно оправдывающей отца, являющейся

долгожданным алиби? Ответ очень прост. Отец ничего мне об

этом не рассказывал. Он возвышался над сплетней и не простил

бы мне, если бы решил, что мне необходимы какие-то аргументы

и доводы, чтобы поверить ему.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Одиннадцать писем моего отца И.Л. Кушнеровой

(Рабинович)

В этом приложении я привожу наиболее характерные отрывки из одиннадцати писем

моего отца, адресованных его ученице И.Л. Кушнеровой (в чьем архиве хранятся

оригиналы этих писем).

Письмо первое (19 сентября 49 г.)

«Время уходит, сгинул еще год* и, недолго, будет достигнута

середина жизненного пути. По Данте – это тридцать пять лет.

Впрочем, если суждено ее достигнуть.

Сегодня соберутся гости, все – твои знакомые, ситуация почти такая

же как и всегда, и, тем не менее, будет несколько грустнее, чем

обычно.

Все дни начиная с твоего отъезда <т.е. с первых чисел сентября 49

г.> я прилежно тружусь, написал уже 97 страниц партитуры

<«Приветственной кантаты»>, так что осталось лишь каких-нибудь

70-80 страниц.

Настроение у меня мерзкое, хуже чем раньше намного.<…>

В Москву приехал Володя Неклюдов, который в Новосибирске был

организован трупом [здесь и далее курсив мой – А.Л.] с

феерическим блеском. Труп вернулся и собирается восстановить

нормальные отношения со мной. Князь приобрел себе белый плащ и

теперь ни дать ни взять – Петроний Арбитр. Одев плащ, он,

вероятно, с успехом заменяет меня.

* 19 сентября – день рождения моего отца.

Филипп Эммануил** изгнан из сердца трупа и от огорчения заболел, очевидно, брюшным тифом. Валяется на диване как бездомная

собака, грязный, без белья, покрытый старым пальтишком. Муся

целыми днями состоит при нем, кормит, поит и наоборот. Женщины

безумно любят, когда болеют их привязанности. Есть возможность

проявить себя».

** «Филипп Эммануил Бах» – прозвище, данное моим отцом Ф.М.

Гершковичу, историку и теоретику западной музыки, учившемуся в

Вене у Альбана Берга. Что касается трупа, то он, судя по всему, был