заявляет вовсеуслышание, что я обещал ему кантату, чего я никогда
не делал, но на что Горчаков меня неоднократно грубо
провоцировал».
«Завтра в одиннадцать часов состоится встреча с Гауком и решится,
надеюсь, вопрос с дирижером. Партии я получил и уже половину
откорректировал. Пальто мне сшили. Шубу Мусе не купили. Погода
плохая. Водку не пью. С девицами не общаюсь. Настроение
скверное».
(Отрывок из этого письма я уже приводил в основном тексте. – А.Л.)
«Вчера и сегодня были сводные репетиции хора, на которых я
присутствовал. Звучит хор изрядно. Первая оркестровая репетиция
должна состояться 28 <ноября>. Солистов, певцов своей печали, я
еще в глаза не видел. Вся эта координация мне дается с трудом,
вернее, совсем не дается. Слишком много координируемых
элементов вокруг оси координат».
«Итак, кантата сыграна. Причем сыграна предельно скверно.
Сплошное фортиссимо, неверные темпы и фальшь. Сыграна послед-
ним номером по требованию Гаука, хотя в программе шла первым
номером. Так что получилось: после танцев – торжественная часть.
Тем не менее, мне пришлось галантно раскланяться с публикой и
оркестром и даже пожать руки своим могильщикам во главе с
Гауком».
«Итак, испытания кончились. Все случилось примерно так, как я
себе и представлял. В событиях подобного рода самую большую
роль играют пересечения разных человечьих путей. Пленум стал
ареной битв и игралищем страстей. Произошло массовое
столкновение честолюбий. Сочинение мое было выдвинуто на
премию, но, немедленно, по требованию Захарова и Коваля,
Секретариате произошел раскол. Чулаки был вынужден уехать из
Москвы на все время обсуждений. С моим сочинением можно было
поступить лишь двояко: либо превознесть, либо уничтожить, ибо это
диктуется темой сочинения – другого быть не могло. Естественно,
что превознесть, что сопряжено с массой почестей, да к тому же
именно меня, Секретариат не захотел; не захотел потому, что не
хотел ускорять свою гибель. Потому, сочинение мое в докладе
Хренникова и в резолюции (а также в газетах) было названо
ложным, неискренним, холодным, сумбурным и т.д. Впрочем, в
прениях было сказано и противоположное, например Гнесиным, но
это особой роли не сыграло. Итак, путь закрыт. Надолго ли – не
знаю».
ПРИЛОЖЕНИЕ 2
Письмо моего отца Н.Я. Мясковскому
Работая в Российском государственном архиве литературы и искусства над документами