зрения. Прохорова считает моего отца очень умным человеком
(хотя и злодеем). Однако одновременно она, не замечая того,
приписывает ему идиотические действия. Ведь мой отец, по ее
мнению, услышав от нее в разговоре наедине про «шакалов»,
заставляет свою сестру сообщить об этом самой Прохоровой (на
очной ставке). То есть зачем-то совершает саморазоблачение.
Поэтому интерпретацию, даваемую Верой Ивановной всему
эпизоду, я считаю неверной.
Замечу, что возможно еще одно, совсем уж простое объяснение
показаний моей тетки, от которой я знаю, что, хотя Прохорова
лично с ней почти не разговаривала и вообще ее практически не
замечала, но вела себя запредельно неосторожно в большой
компании, собиравшейся в доме моего отца, где моя тетка также
присутствовала. Так что не исключаю, что моя тетка могла
просто повторить то, что слышала от Прохоровой на самом деле.
Прежде чем переходить к разбору следующего эпизода, напомню
читателю о том, что на Лубянке – чтобы сбить арестованных с
толку – использовались так называемые «типовые антисоветские
высказывания» (см. «Воспоминания» Надежды Мандельштам).
Продолжу теперь цитировать Прохорову: «<…> единственный
раз, когда мы оказались с Мееровичем и Локшиным вместе, за
одним столом – был день рождения Шуры, кажется, 19 сентября
1949 года, у него дома. Тогда при прощании на лестничной
площадке, когда все остальные гости уже прошли вперед,
Локшин сказал мне: «Вера, посмотрите на портрет Маленкова.
Это самый лютый антисемит, и мне придется за него голосовать».
Я ответила, что
равно. Вот это и
несчастный Миша Меерович
...И вот, по мнению Прохоровой, мой отец, услышав от нее в
разговоре наедине вышеприведенную фразу (или даже примерно
такую!) посылает через год с лишним своего лучшего друга на
Лубянку, чтобы тот напомнил об этом самой Прохоровой… Но
ведь так не поступил бы не только очень умный, но даже
минимально сообразительный стукач (если он не хочет, чтобы
его разоблачили, конечно). Значит, интерпретация Прохоровой
данного эпизода (равно как и предыдущего) неверна.
...Вместо того чтобы приписывать моему отцу злонамеренное
абсурдное действие, Прохорова могла бы предположить
совершенно иное: Мееровича вызывают на Лубянку и заставляют
«вспомнить» несколько (а не одно! – см. также статью
«Прохоровы с Трех гор») типовых антисоветских высказываний
из лубянских списков и приписать их Прохоровой. То, что одно
из этих высказываний окажется похожим на какую-нибудь фразу
самой Прохоровой, сказанную ею в течение года, имеет очень
высокую вероятность. Очевидно также, что Прохоровой
подсказывают, в каком направлении вести поиски врага:
