всего мира [чтобы музыка Локшина не звучала]. Когда речь идёт
о Локшине – они говорят то, что говорит эта Вера. Понимаете?
Это вот как клевета в «Севильском цирюльнике». Клевета
сначала тихо, потихоньку журчит, как ручеёк, и дальше, всё
дальше и дальше. И вот это всё по всему свету и потом, как
бомба разрывает. И вот эту бомбу она разорвала, вот написав вот
эту статью в газете. Статья, которая написана как бы мужской
рукой – я бы сказала. И это я ощутила, как пощёчину лично себе,
потому что я этого человека [Локшина] знала больше 40 лет и я
ему говорила всё, что я думаю, и я знаю его мнение по поводу
этого режима. Естественно, как интеллигентный человек мог
воспринимать этот террористический режим – однозначно ведь
это. И она [Прохорова] уже боролась не с Локшиным, потому что
его 15 лет не было в живых. Значит, она продолжает борьбу с его
музыкой, она сделала это перед тем, как должен был исполняться
его Реквием. То есть она хотела помешать его исполнению. Я не
знаю, как можно назвать такой поступок. Я просто не нахожу
слов.
Вот, пока Локшин был жив, и эти слухи циркулировали только в
кулуарах. И в основном, сначала только музыканты [поверили
Прохоровой], потом это перешло в университетские круги, потом
за границу постепенно. И вот, когда у него были трудности с
исполнениями – я считаю, что просто он не умел ходить, не умел
просить. И вот, пока Баршай играл – всё исполнялось. И это то,
что он писал для камерного оркестра. А когда он писал для
большого оркестра – ведь это же просто невозможно понять,
невозможно это принять, есть сочинения, которые ни разу не
исполнялись. Есть сочинения, которые даже не опубликованы.
Значит, никто и не может их исполнить. А ведь у него каждое
сочинение – это шедевр. Это любой музыкант может сказать, тот,
кто умеет слушать. Да и после смерти Александра Лазаревича,
по-моему, Татьяна Борисовна – его вдова – обратилась к
Рождественскому (или сын, я не помню уж кто) и попросили
исполнить сочинение Локшина. И вдруг он отвечает: «Вы мне
сначала представьте справку из КГБ, что он там не работает». Вы
знаете, ну как можно на это реагировать? Я просто не знаю, как.
Значит, человек – очень хорошо исполнял его [Локшина] музыку,
и он «Киплинга» [т.е. 3-ю симфонию Локшина] исполнял в
Лондоне (кстати, Александра Лазаревича туда не выпустили на
премьеру). Он потом и Четвёртую симфонию играл, ещё играл и
очень хорошо играл. И вдруг вот такая ещё пощёчина.
Понимаете, то, что госпожа Прохорова пишет в статье – это
настолько всё придумано и лживо…
Что я вам могу еще сказать насчет Вольпина?
Вот моя знакомая – она журналистка. Она сочинения Вольпина
читала в рукописях, даже ещё в 60-х годах. Они всё время
циркулировали. И поскольку она журналистка – она иногда была
в профкоме литераторов. И вот она говорит, каждый раз, когда
туда приходил Вольпин – литераторы разбегались. Потому что
они боялись с ним разговаривать, потому что он всегда открыто
