все вещи называл своими именами, и все боялись быть
соучастниками. И поэтому известно было – вот он пришёл, и все
куда-то исчезали. Видимо, Александр Лазаревич имел несчастье
познакомиться и с Верой, и с Вольпиным в то время, когда за
ними следили. Кстати, у Веры Прохоровой вся её родня – они же
все были арестованы. Осталась она одна. И ясно, что за ней
могли следить. И за ним [Вольпиным], когда он говорил везде всё
вслух. И вот он [Локшин] – это такое несчастье вот с ним
случилось, что он с ними познакомился. А на них не надо было
доносить, они сами на себя доносили.
…Понимаете, конечно, она [Прохорова] уже старый человек и
вроде бы нельзя так её судить, но нужно же судить, если человек
совершает преступление. Я считаю, что это преступление,
потому что она закрыла доступ к музыке Локшина. Люди не
слушают. Это преступление. И эта племянница Верочка – она
была чья-то внучка, чья-то дочка – наконец превратилась в
самостоятельную фигуру, в зловещую фигуру в истории музыки.
Понимаете? Она, она закрыла дорогу, закрыла дорогу гениальной
музыке и лишила людей [возможности] слушать эту музыку. Ну,
правильно, очень жалко, что она пострадала. Но при чём тут
Локшин.
Понимаете, как вот она, почему она так решила – непонятно. Ну,
я немножко вот отступлю. Когда арестовали моего отца, мать
сказала, что это соседи. Я говорю: «Мам, какие соседи? Они
полуграмотные люди (мы жили тогда на Пресне, они работали на
Трёхгорке), что они могли сказать – ничего». И вот через
несколько лет случайно, получилось случайно так, что я узнала:
когда к нам домой кто-то приходил, вдруг появлялся участковый
милиционер – документы посмотрит, уходит. Раз, два, три…,
один раз пришёл в 11 часов вечера – у нас сидела сестра отца, ну,
которая жила в Москве, и пришёл милиционер и требует у неё
документы. Она говорит: «Когда я иду в гости, я документы не
беру». – «Ну как же так!» И тогда я сказала: «Послушайте, что вы
от нас хотите? Вот вы посмотрите, мы сидим за столом, мы пьём
чай с вареньем, водки у нас нет, громко мы не разговариваем, мы
тихо разговариваем. Что вы хотите, почему вы к нам ходите?» –
И вдруг милиционер (это я в первый раз услышала, что
милиционер так говорит), он говорит: «Извините меня, но дело в
том, что у вас когда что-то происходит – нам сообщают соседи, и
мы обязаны реагировать». И тут я поняла, что мама была права.
Но не могу сказать, кто из них донёс на моего отца. А она
[Прохорова] все как-то очень знает, когда она говорила это в
присутствии многих людей. И вы знаете, хоть я говорила, что я
старалась быть осторожной – однажды у меня был такой случай,
когда прибежала ко мне домой моя подруга по консерватории
(Наташа Давыдова, кстати) вот и сказала: «Инночка, что ты там
сказала?» – Я говорю: «Где сказала?» – «На уроке истории
музыки». – «Да я ничего не говорила». – «Нет, ты что-то сказала,
вспомни». – Я говорю: «Я не помню. А что такое?» – «Я пришла
