Неистовый огонь внезапно опалил черты его лица.
«Разденься для меня, Анья. Я не проникну в тебя, клянусь. Но я хочу притронуться к тебе. Везде. Я должен прикоснуться к тебе»
Он исчез, прежде чем она смогла ответить. Утратив опору, девушка впечаталась лицом в матрас. Перекатилась на спину, рыча. Этот мер…
Он снова появился над нею. И он был голым.
Она втянула воздух, ожидая, что он попробует втиснуться в нее, как это сделал Айас. Буря паники охватила ее, но прошел миг, а он ничего не делал. Постепенно буря утихла и она расслабилась. Поняла, что ощущение его тяжести было божественным, а касание его голой кожи истинным искушением.
«Позволь мне»
«Я… я…» У нее потекли слюнки. Получить наслаждение и не бояться последствий…
«Позволь мне взять тебя, как только я могу, не проникая» прошептал он, уткнувшись в изгиб ее шеи. «Пожалуйста. Я хочу вкусить тебя»
В списке мужчин, которым ей не стоило доверять, он стоял первым. Но боги, она так хотела ощутить его губы на себе. Наконец-то хотела испытать оргазм с мужчиной. С этим мужчиной. Только с этим.
Решившись, она перенеслась на край кровати. Разделась как можно быстрее, опаляемая голодным взглядом Люциена, и вернулась к нему. Сейчас он лежал на спине, давая ей возможность хорошенькое себя рассмотреть. Шрамы тянулись от лица вниз до его правой ноги.
Падающий сверху свет ласкал все его тело. А оно было достойно ласки. Бархатная кожа, обтягивая твердую сталь мышц. На его груди не было волос и только едва заметный пушок на ногах. Та черная татуировка бабочки все еще завораживала ее и, казалось, пульсировала под ее испытующим взглядом, будто жаждала прикосновения.
Она потянулась, царапая ногтями по краям так, как ей хотелось этого с момента, когда она впервые увидела ее. Жар обжег руку. Люциен должно быть тоже его ощутил, потому что, рыча, выгнулся ей навстречу.
«Я так давно хотела это сделать» созналась она.
«И я хотел, чтобы ты сделала это»
Водя пальцами по ломаным черным линиям, она спросила:
«Откуда у тебя шрамы?»
«Я резал себя отравленным кинжалом» признался он с легким намеком на колебания, «и жег себя. Когда заживало, я делал это опять. И опять»
Боги. Боль, что ему пришлось вытерпеть…
«Хотел умереть?»
«Возможно, поначалу. Моя любимая женщина умерла, и мне пришлось сопроводить ее душу в рай»
Он был влюблен? Анье не понравилась эта мысль, но его страдания понравились ей еще меньше.
«Прими мои соболезнования»
Он признательно кивнул.
«Поняв, что выживу, я молился, чтобы на мне остались шрамы. Должно быть, кто-то ответил на молитву – кто бы это мог быть, не знаю – потому что они наконец-то перестали заживать»
Похоже, что на такую молитву могла откликнуться ее мать, поскольку физическое несовершенство бросало вызов естественному порядку бессмертия.
«Зачем ты молился о подобном? Я не жалуюсь, просто любопытно»
«Я хотел, чтоб они остались для того, чтобы женщины отворачивались от меня, и я никогда больше не подвергся опасности влюбиться. Я хотел, чтобы они остались как напоминание, что я должен не дрогнув выполнять свою работу»
«Я не отвернулась от тебя»
«Нет, не отвернулась»
«Ты дрогнул»
«Да. И я рад»
Она тоже. Анья вернулась к изучению. Его эрегированная плоть была внушительных размеров. Плотная и идеально очерченная, как и прежде.
«Моя», подумалось ей.
«Иди сюда» позвал Люциен севшим от возбуждения голосом.
Последний шанс устоять.
Дрожа, девушка скользнула вверх по его телу, такому горячему, такому нуждающемуся. Она была без одежды, влажная и потерлась о его член. Оба благоговейно вдохнули. Восхитительно! Ох, каких еще прекрасных вещей была она лишена?
«Ближе» приказал мужчина.
Она наклонилась. Едва ее грудь прижалась к его, он слился с ней в пылком поцелуе. Потом перекатился поверх нее. Анью охватила опять паника, что он собрался нарушить свое слово, но он просто проложил дорожку поцелуев к ее превратившимся в маленькие гальки соскам.
Его горячий язык обводил их по кругу, заставляя ее вздрагивать. Затем он подул на них холодным дыханием, заставляя затвердеть еще сильнее. Затем втянул по очереди ртом, посылая стрелы наслаждения в самую ее сердцевину. Это была самая лучшая стимуляция, какую она когда-либо переживала.
Через минуту она извивалась, тянула его за волосы, выгибала бедра, нуждаясь в большем.
«Люциен» с трудом выдохнула Анья.
«Я давным-давно не был с женщиной» ломающимся голосом прошептал он. «Скажи если что не так. Если что-то не понравиться»
«Мне нравиться. Клянусь!»
Он спустился с поцелуями вниз по животу, подбираясь все ближе и ближе к развилке ее бедер.
«Люциен» стонала она.
Останови его. Нет, не позволяй ему останавливаться. Еще. Еще! Нет, хватит.
«Люциен» она сжала колени.
«Никакого проникновения, даже языком. Я буду только лизать»
О, боги. Ее ноги самовольно раздвинулись, и она не смогла бы их остановить. Если она вскоре не кончит, то умрет. Взорвется пламенем. Этим мукам должен прийти конец.
Может в этом и была вся хитрость. Убить ее наслаждением. Но заставить себя беспокоиться об этом она не могла.
Он схватился за колени и рывком распахнул ее, сделав столь по-женски уязвимой.
«Если он попробует войти в тебя хотя бы пальцем – просто переносись».
Но покинуть его было равноценно смерти.
Кроме того она позабыла о собственном совете едва его язык погладил ее. Сила удовольствия была такова, что она закричала. Так ошеломляюще, так реально, так чудесно, что она вцепилась ему в волосы и притянула обратно, когда он попытался отодвинуться. Скорее всего, хотел узнать, понравилось ли ей. Ничто за все века ее существования не приносило ей такого наслаждения.
«Ты замечательна на вкус» коротко сообщил он.
Люциен лизал и посасывал, мучил и дразнил ее плоть, и все это ей нравилось. Она выгибалась ему навстречу, позволяя его языку ласкать, пока ее нужда в нем не пролилась рыданием.
Сейчас она бы отдала Люциену все, что бы он ни попросил, но он стремился только к ее удовлетворению. Он давал и давал и давал, покусывал и оглаживал – она была на небесах, ощущения были такими настоящими и правильными и чудесными, что она уже никогда не будет прежней.
А затем все ее тело просто взорвалось.
Наслаждение прострелило сквозь нее, затрагивая уголки тела, о существовании которых она раньше и не знала. Звезды подмигивали ей, а ее душа покинула оболочку, чтобы парить в небесах. Весьма уместно, что именно Смерть подарил ей вспышку подобных ощущений. Она застряла меж оцепенением и расслаблением в самом бурном оргазме за свою жизнь, нелепо бормоча, возможно выкрикивая Люциеново имя.
Когда она спустилась на матрас, он сообщил:
«Это еще не все. Далеко не все» И его язык умело понес ее по волнам нового оргазма, перебрасывая через другой невероятный барьер за считанные секунды.
«Люциен. Люциен. Люциен» твердила как молитву Анья. В это миг он стал ее спасением. Она достигла свободы. Благословенной свободы.
Обмякнув, она слушала, как стихают последние судороги. Пресыщенная и блестящая. Он мог погрузить в нее пальцы, а она не сумела бы остановить его. Ей было бы наплевать. Но он приподнял ее и перекатился, располагая ее на себе, сдержав свое слово.
«Еще не все?» прошептала она, тяжело дыша и всматриваясь в его блестящие глаза. Вскоре ей придется положить этому конец, придется придумать, как с ним быть, потому что она привязывалась к нему. Желала того, чего не может быть никогда. Желала того, что ни он, ни она не могли бы дать друг другу. Все же не могла шевельнуться даже под угрозой смерти.
«Нет» сказал он «Мы еще не закончили»
Глава одиннадцатая.
Столь много мыслей бродило в Люциеновой голове. Анья хотела его. По-настоящему хотела его. Она приняла его, высосала досуха. И казалось, что его шрамы ни капли не смущали ее. Напротим, создавалось впечатление, что она гордилась ними.
Он все еще пребывал в состоянии шока. И Смерть тоже. Демону хотя бы пришлось прекратить урчать.
Люциен не ожидал, что Анья примет его в свой ротик. Он думал, что она обиженно уйдет. Он ожидал от нее чего угодно, но не девственности. Что эта сексапильная, храбрая, сильная духом женщина никогда не была с мужчиной…
Он же почти называл ее шлюхой, а она оказалась чистой как свежевыпавший снег. Чувство вины впилось в него когтями. Что за ужасное проклятие висеть у кого-то на шее, особенно для такой независимой женщины как Анья. Тем более для богини, чьи страдания не закончатся в семьдесят или восемьдесят лет, но
