— Вот он, — удовлетворенно заявил Фримен и поинтересовался: — Этот кабак был тут восемь лет назад?
— Конечно, был, — сказал Витька. — Мне кажется, он тут вечно располагается.
Теперь Фримен обернулся в сторону «Веселого дельфина» и уставился туда.
— Ну, теперь становится немного яснее, — сообщил он нам.
Я наивно подумала, что вот сейчас, в этот светлый миг, Фримен наконец-то объяснит нам свое странное поведение.
Но он немного постоял, с грустью рассматривая вывеску бара, и решительно произнес:
— Нет, сейчас это не получится… С Александрой туда идти рискованно… Придется отложить на завтра. Но все не так уж и сложно понять, как мне казалось вначале…
После этого он зашагал прочь, а нам не оставалось ничего другого, как снова следовать за ним — правда, на этот раз мы шли к троллейбусной остановке, а это означало, что на сегодня наши мучения закончены.
До самого моего дома Фримен продолжал загадочно молчать. Пенс смотрел на меня с явным сочувствием — от его проницательных глаз не укрылось мое разочарование.
Поэтому, когда мы расстались с Витькой и Фрименом, я дала волю эмоциям.
— Псих какой-то, — ворчала я. — Сидел и медитировал с умным видом…
— Сашка, он просто так работает, — оправдывал этого типа Пенс, но я не могла успокоиться.
Я замерзла, дико проголодалась, устала, а результаты? Что я узнала от этого их гениального Фримена?
Ничего!
С таким же успехом я могла бы и одна прогуляться по ночному пляжу, и то, наверное, вышло бы более толку!
— Да не вышло бы, — заверил меня Пенс. — У Фримена дар — он собака.
Я остановилась.
— Чего он? — презрительно переспросила я. — Со-ба-ка?
— Ну да, ищейка, — кивнул Пенс. — Только духовная собака.
— Пенс, ты решил меня достать окончательно? — с тихой угрозой поинтересовалась я. — Что еще за собака такая духовная?
— Он сосредоточивается на проблеме и находит решение.
— Тоже мне, уникум, — фыркнула я. — Собака духовная… Это все делают.
— Я бы не смог. Он видит несколько вариантов происшедшего и отбирает то, что ближе к истине.
— Я только этим и занимаюсь, — напомнила я ему о своих скромных талантах.
— Не так, — покачал головой Пенс. — Ты же не проникаешь внутрь. Ты анализируешь, вычисляешь и так далее… А Фримен это видит. Черт его знает, как у него это получается, но Витька говорил, что ту аферу с его долгами он раскрутил за два дня, хотя не был знаком с Витькиными кредиторами.
— Я тоже, между прочим, как-то раз спасла одного парня, — напомнила ему я. — Так что у меня с озарениями все в порядке…
Мы поднимались по лестнице, а на моей площадке уже была открыта дверь, и в ее проеме маячила фигура моей мамочки.
— И чего вы так орете в столь поздний час? — сурово поинтересовалась она.
— Ссоримся, — пояснила я.
— Нашли достойное занятие, — презрительно фыркнула мама. — И подходящее время и место. Ссорьтесь уж тогда потише.
— Да она придумывает, я с ней и не думаю ссориться, — возмутился Пенс.
— Моя дочь обычно ссорится за всех с самой собой, — объяснила мама. — Кстати, тебя добивался Ванцов. Так что забудь о своих агрессивных настроениях и позвони ему домой.
Вот так всегда, мрачно думала я, набирая ванцовский номер.
И почему мама всегда на стороне Пенса?
А Фримен все равно самовлюбленный болван…
Я уже забыла, какие трепетные чувства он вызывал во мне в начале нашего знакомства.
Ванцов звонил мне по делу — оказывается, он узнал адреса Чеботарева и Старцева.
— Записывай, — сказал он и начал диктовать.
Оба и впрямь неплохо устроились — жили в комфортабельном районе, недалеко от центра.
— Поди ж ты, оба заняты бизнесом, — фыркнула я. — Торгуют холодильниками, да?
— Нет, один — продуктами. А второй действительно холодильниками и видеоаппаратурой. Только он ими вроде бы не торгует. Он заведует складом.
— Некоторым людям незаслуженно везет в жизни, — констатировала я очевидный факт. — Знаешь, Лешка, может быть, мы с тобой выбрали неверный путь? Надо было усесться в окружении телевизоров, тогда бы и на квартирку набрали…
— Ладно, Данич. Можно подумать, ты бы согласилась на «смену декораций».
— Вот в этом и проблема, — грустно сказала я, рассматривая потолок моей комнаты с желтыми подпалинами, свидетельствующими о недавнем ливне. — Что-то есть дорогое сердцу в нашем жизненном стиле…
— Кстати, как у вас-то дела?
— Никак. Завтра начнем упорное отслеживание.
— Только не переусердствуйте.
— Постараемся…
— А где ты была вечером?
Я уже открыла рот, чтобы поведать ему о наших приключениях, но страх показаться смешной пересилил, и я соврала:
— Торчали у Пенса в гараже, любуясь его новым приобретением.
Не могла же я ему рассказать о том, что покорно, как последняя идиотка, таскалась за «духовной собакой» с явными отклонениями в психике!
— Понятно. Ладно, ангелочек, пока… До завтра. И спокойной ночи…
Я повесила трубку.
За окном все еще моросил дождь, будто господь вознамерился заставить нас вспомнить о Всемирном потопе…
— Хоть бы завтра было немножко солнца, — сказала я, наблюдая, как по стеклу стекает слезинка дождя, оставляя на нем след, как на щеке. — Пожалуйста, хотя бы совсем немножко солнца. Ладно, господи?
Интересно, почему после дурацкого дня непременно снятся дурацкие сны?
Сначала я ничего не имела против моего сна: я, представьте себе, сидела на облаке и читала Иссу — это такой замечательный японский поэт, — а вокруг меня шел дождь. Этот дождь был совершенно необыкновенный, как если бы с неба вдруг начали падать маленькие радужные шарики, и меня он совершенно не касался.
Так вот, хотя он меня и не касался и был таким замечательным, я все-таки пыталась упросить господа его прекратить.
— Понимаешь, господи, — говорила я, оторвав глаза от книжки. — Я очень люблю дождь. Но вот в чем дело — дождь ведь смывает все следы, а их и так мало… Да еще и на кладбище, господи, трава вырастет …
При чем тут было кладбище и почему мне в голову вдруг полезли такие мысли с мрачноватой окраской — не знаю уж.
— Да в принципе, ничего страшного, что я говорю разные глупости, — рассудила я. — Все равно ведь он меня не слышит… Я же не Моисей.
— И что из этого следует? — услышала я над ухом насмешливый голос и обернулась.
