Двое из нападавших набросились на черный ящик, сняли его с коляски и вынесли на открытую поляну, шагах в двадцати от лесной дороги. Туда же повели и Мельгейма. Он шел в сопровождении двух человек, приставивших дула своих ружей к его голове и готовых спустить курок при малейшей попытке к бегству.
Поляна была освещена ярким лунным светом. Мельгейма привели к высокой ели.
Один из незнакомцев, самый высокий и представительный, подошел к вербовщику и произнес:
— Я разбойник Генрих Антон Лейхтвейс, а это мои товарищи. Вы в нашей власти, и вам не остается ничего другого, как только подчиниться моим приказаниям.
— Так, значит, только разбойник, грабитель и бродяга, — высокомерно воскликнул Мельгейм. — Если так, то, конечно, возьмите мои деньги, ведь нас только двое и сопротивляться вам мы не в силах. Но только отпустите меня поскорее и отдайте мне черный ящик, который вы вынесли сюда, вероятно, предполагая, что в нем находятся деньги. Но вы жестоко ошибаетесь. В нем находится только старая одежда, кое-какие мундиры, несколько сабель и другое оружие, с которым я не хотел бы расставаться. Вот вам мой кошелек. Берите его и вознаградите себя его содержимым за ваш труд по нападению.
Он протянул разбойнику желтый кожаный кошелек, но Лейхтвейс швырнул его вербовщику под ноги.
— Мы возьмем у вас то, что нам понравится, — сказал он, — но предварительно хотели бы удовлетворить наше любопытство. Мы, надо вам знать, очень любопытны, и были бы весьма благодарны, если бы вы нам показали ваше оружие, которое находится в черном ящике. Я любитель и знаток хорошего оружия, а потому открывайте ящик.
Мельгейм смутился. Он ни за что бы не хотел показать разбойникам содержимое ящика.
— Повинуйтесь, если я приказываю, — спокойно произнес Лейхтвейс, — я не люблю повторять своих приказаний. Черт возьми, мне не до шуток.
Громовой голос разбойника так смутил вербовщика, что он дрожащей рукой полез в карман за ключами. Ящик был заперт двумя висячими замками. Мельгейм открыл эти замки, а лакей его со страхом ожидал, что же будет дальше.
— Рорбек! Зигрист! Бруно! Подойдите сюда, — приказал Лейхтвейс, — посмотрим, какое такое оружие везет с собою этот господин. Если нам что-нибудь понравится, мы, быть может, кое-что купим у него.
Разбойники окружили ящик.
Но когда крышка начала подниматься, лакей вдруг вскочил на ноги и бросился бежать. Раздался выстрел. Беглец подскочил и упал в снег.
Стрелявший в него Бруно подошел к нему, осмотрел его и затем вернулся к своим товарищам.
— Этот уж никогда больше не убежит, — коротко сказал он.
У Мельгейма по телу пробежала холодная дрожь: он видел, что тут человеческая жизнь ни во что ни ставится, и начал догадываться, какая участь ждала его самого.
— Открывайте! — приказал Лейхтвейс.
Крышка ящика поднялась.
— Да тут лежит человек! — воскликнули товарищи Лейхтвейса. — Какой-то юноша.
— Ведь я говорил вам, друзья мои, — отозвался Лейхтвейс, — что дело идет о спасении человека. Мы слишком торопились, чтобы поспеть сюда, и потому я не мог рассказать вам всех подробностей. Помогите этому бедняге вылезть из ящика. Он славный парень, зовут его Отто Резике, он сын богатого, но скупого мельника, и родной отец продал его прусскому вербовщику.
Отто вскрикнул и вскочил на ноги.
— Этого быть не может! — воскликнул он, с мольбой протягивая руки к Лейхтвейсу. — Это невозможно! Я не могу верить этому. Мой отец все-таки не способен продать меня.
— Мы сейчас убедимся, правда это или нет, — сказал Лейхтвейс, — если твой отец подписал договор, то бумага должна находиться в кармане у этого почтенного господина. Эй вы, душегуб, выверните-ка ваши карманы.
Он разорвал сюртук и жилет вербовщика, запустил руку за жилет и достал оттуда довольно большой и изящный бумажник, набитый разными документами и деньгами.
Деньги Лейхтвейс взял себе, а затем начал перелистывать бумаги, пока, наконец, не нашел ту, которая ему была нужна. Это было условие, которое подписал мельник.
— Бедный вы юноша, — проговорил Лейхтвейс, — мне тяжело показывать вам эту бумагу, так как она навсегда отнимет у вас веру в людей. Взгляните сюда, вы знаете почерк вашего отца?
— Да, это его почерк! — вскрикнул с рыданием Отто. — Боже, как я несчастен… мой отец подписал эту бумагу. Он продал меня, продал родного сына.
Разбойники были потрясены горем несчастного юноши.
Лейхтвейс положил ему руку на плечо и сказал:
— Время исцелит вашу рану. Не унывайте. Человек так приспособлен, что переносит самое ужасное горе и разочарование. Вы тоже успокоитесь со временем. Вспомните о голубых глазах вашей Ганнеле, пусть они будут вашими путеводными звездами.
— Ганнеле! Где теперь моя Ганнеле? — тяжело вздохнул Отто.
— А теперь разделаемся с этим господином, — сурово произнес Лейхтвейс.
Мельгейм был далеко не трус, но в эту минуту он задрожал от страха. Он предчувствовал, что его ожидает ужасная участь.
Лейхтвейс размахнулся и нанес ему удар кулаком по лицу.
— Не знаю, дворянин вы или нет, — воскликнул разбойник, — но если вы дворянин, то этим ударом я разбил ваш герб и обесчестил вас. Впрочем, вы это сделали уже давно сами. Подлый продавец душ, торговец живым товаром, твой последний час настал. От руки разбойника Генриха Антона Лейхтвейса ты понесешь заслуженную кару. Я повешу тебя на этой ели для того, чтобы все знали, как разбойник Лейхтвейс карает тебе подобных кровопийц и негодяев.
Лейхтвейс сделал знак рукой.
Рорбек, по-видимому, только и ожидавший этого знака, влез на дерево и прикрепил к одному из сучьев крепкую веревку с петлей на конце. Бруно и Зигрист схватили осужденного и потащили к дереву. Отто с нескрываемым ужасом следил за этими приготовлениями. Хотя он был искренне благодарен Лейхтвейсу за свое спасение, но его страшила мысль, что из-за него должен погибнуть человек.
Он подошел к разбойнику.
— Генрих Антон Лейхтвейс, — произнес он с мольбою в голосе, — ты показал себя благородным человеком, выслушай же мою просьбу и помилуй этого негодяя. Довольно и того смертельного страха, который он переживает в настоящую минуту. Отпусти его. Я уверен, он никогда больше не будет торговать людьми.
— Мягкосердечный вы юноша, — мрачно проговорил Лейхтвейс, — будьте счастливы, что мы освободили вас от этого подлеца. Вы понятия не имеете, какие пытки ожидали вас в будущем. Вместе с тем я запрещаю вам вмешиваться не в ваше дело. Я считаю долгом уничтожить этого негодяя, так я и сделаю. Берите его! — крикнул он своим товарищам.
— Я прусский офицер, — воскликнул Мельгейм, — и смерть мне не страшна. Не воображайте, что я боюсь умирать, разбойники и грабители. Возможно, что я был негодяем и не всегда поступал порядочно, быть может, мне придется ответить за свои грехи, но я не трус. Скорей делайте ваше дело. Я тороплюсь, мне некогда, я поскорей хочу избавиться от вашего общества.
Рорбек накинул ему петлю на шею. Бруно и Зигрист едва удерживали пригнутый книзу сук ели, к которому была привязана веревка.
— Пускайте, — скомандовал Лейхтвейс.
Разбойники выпустили сук, и он взвился кверху. Тело вербовщика подскочило и потом повисло без движения. Смерть наступила почти моментально. Толстый узел в петле переломил несчастному позвоночник.
Луна освещала серебристым светом страшно искаженное лицо мертвеца.
Лейхтвейс вынул из кармана записную книжку, вырвал страницу и написал на ней несколько слов. Затем он подошел к казненному, проколол бумажку кинжалом и воткнул кинжал в грудь мертвеца.
Отто приблизился к трупу. При ярком свете луны он прочитал следующее:
— А теперь помолимся за упокой его души, — приказал Лейхтвейс.
Все опустились на колени и начали молиться. Это была ужасная, небывалая панихида. Но прежде чем разбойники успели договорить слова молитвы, они вдруг услышали звуки труб и барабанный бой, доносившиеся откуда-то издалека.
Лейхтвейс тотчас же вскочил на ноги.
— Товарищи, — воскликнул он, — скорей домой, в пещеру. То, что мы ожидали, произошло одним днем раньше, чем мы думали. Нероберг окружают войсками. Мы осаждены.
— Домой! В пещеру! — отозвались разбойники.
Они схватили молодого Отто, потащили его за собой и быстро устремились вперед.
Лейхтвейс шел впереди всех, не обращая внимая ни на какие препятствия, лишь бы поскорей добраться до своего подземного жилища.
Боже милосердный! Что будет с Лорой и Елизаветой, если разбойники будут отрезаны от них?
Звуки труб слышались все яснее и яснее, подходили все ближе и ближе. Слышны были уже крики, и изредка кое-где в лесу мелькали огоньки. Лейхтвейсу даже показалось, что он слышит голос своего смертельного врага, графа Сандора Батьяни.
Наконец впереди блеснула серебристая лента лесного ручья, протекавшего мимо пещеры. Разбойники были спасены. Холм, под которым они жили, еще не был занят войсками. Они перешли ручей вброд и, спустя минуту, уже спускались в свою пещеру.
Лора бросилась к мужу, а Елизавета горячо обняла Зигриста.
— Наконец-то вы явились! — воскликнула Лора. — А мы уж боялись, что никогда больше не увидим вас.
— Вот мы снова все вместе, — радостно проговорил Лейхтвейс, — а теперь, друзья мои, мы уж не расстанемся и выйдем победителями. Поклянемся же
