— Пришлось бы вкладывать деньги. Много денег. А у нас их не было: чтобы заткнуть очередную дыру, мы каждый раз что-нибудь продавали.
— Ну конечно! Конечно, я все понимаю. — Убежденности в голосе Фонтанена она не услышала. — Хотя всегда можно взять заем. Усадьба стоит очень дорого.
— Чтобы брать в долг, нужно быть уверенным, что сумеешь вернуть.
— Из его слов следовало, что мы не слишком хорошо справлялись с делом, — сказала мне Мадлен, — но с ней, сами понимаете, я этими мыслями делиться не стала!
Сланец, добывавшийся в Португалии, был другого оттенка, чем тот, что добывали в старинных, давно истощившихся французских карьерах, и Антуан опасался, что португальская черепица им не подойдет. Фонтанен решил проблему просто:
— Ищите самую подходящую, а если не найдете, переложим всю крышу.
Счет в этом случае пошел бы на тысячи евро, но Антуан, к великому облегчению Альбертины, сумел- таки подобрать нужный цвет и вернулся ко дню свадьбы.
Сама церемония была очень скромной и длилась не дольше десяти минут, при обмене клятвами и кольцами присутствовали девочки и свидетели: Мадлен со стороны Альбертины, и Жуанне со стороны жениха. Потом все вернулись в «Ла Дигьер».
Праздник получился чудесным. Фонтанен снял для своих друзей гостиницу в М***, все они оказались хорошо воспитанными людьми и сделали вид, что не заметили, в какой упадок пришла усадьба. На празднество съехались все родственники, клиенты Сары, коллеги Шарлотты и даже издатель Альбертины. Он был потрясен, обнаружив, в каком удивительном мире живет столь ценимая им сотрудница. Во дворе и за домом установили длинные столы на козлах, натянув над ними на случай дождя тенты. Поставщик из Л*** привез разнообразнейшие блюда, а для танцев сколотили импровизированную сцену. Гости пили, ели и танцевали до поздней ночи. Так в «Ла Дигьер» не веселились уже лет сто.
Тем вечером Адель впервые спросила у Сары, кто ее отец.
— Почему ты заговорила об этом сейчас?
— Я никогда не была на свадебной церемонии: вы с Шарлоттой обошлись без формальностей, — рассмеялась Адель.
Она наморщила носик, чуточку поколебалась и решительно продолжила допрос:
— Это Жером?
Сара ужасно удивилась:
— Жером? С чего ты взяла?
— С того, как он на меня смотрит, как называет иногда своей «дорогой малышкой», явно не имея в виду ничего
— Очень на это надеюсь. Заигрывать с девочкой, которой нет и пятнадцати, в его-то возрасте!
— Не уклоняйся!
— Это не Жером, — сказала, как отрезала, Сара.
— Но ты знаешь, кто это?
— Конечно! Что ты себе позволяешь!
— Перестань, мама! Можно подумать, ты не слышала всех этих историй о девицах, которые ухитряются на одной вечеринке переспать с кучей парней!
— Я подобными играми никогда не увлекалась, — бросила Сара, не зная, обидеться ей или рассмеяться.
— Почему ты так и не сказала мне, кто он?
Сара пробормотала что-то невнятное, чувствуя себя при этом полной дурой, а, пересказывая разговор Мадлен, нехотя признала, что Адель, пожалуй, права. Мадлен тоже поинтересовалась, почему Сара никогда ничего никому не говорила. «У меня были на то свои причины…» — ответила та, но голос ее в разговоре с дочерью звучал куда увереннее, чем в беседе с… теткой? В конце концов, официально Мадлен действительно приходилась Саре тетей.
— Я читала, что знать имя отца — важно для каждого человека. — Адель и не думала сдаваться.
— В нашей семье отцов не слишком жалуют. Они рано умирают, а нас оставляют расхлебывать неприятности. Так что уж лучше обойтись без них.
— Ну мама! Что за глупости ты говоришь! Ведь у бабушки и Шарлотты просто не было выбора, ты — другое дело: сравнения неуместны.
— Ты права.
Она сделала глубокий вдох, повторила последнюю фразу, но попросила у дочери отсрочку:
— Только не сегодня вечером, если не возражаешь. Я слишком долго молчала, нужно привыкнуть к мысли, что придется наконец признаться.
— Для тебя это так серьезно?
— Естественно. Не только для меня, но и для тебя. Не думай, что я молчала из пустого каприза. Я все тебе объясню.
Они бросились друг другу в объятия.
Когда в семье кто-то вступает в брак, это неизбежно нарушает равновесие и вызывает потрясения, но далеко не всегда такие серьезные, как у Лa Дигьеров. Пока Адель устраивала допрос матери, подвыпивший Жером, насмотревшись, как Сара порхала среди мужчин, доверительно сообщил Фонтанену, а впоследствии тот передал его слова Альбертине:
— Вам очень повезло. Сара отказывает мне уже пятнадцать лет.
Фонтанен мгновенно прикинул:
— Пятнадцать лет? Значит, вы — отец Адель?
— Точно мне об этом ничего не известно. Она всегда отрицала. Но малышка похожа на меня, ведь так?
Жером был кудрявым брюнетом, Адель — блондинкой с прямыми волосами, так что его утверждение казалось более чем спорным.
— Ну… вам, безусловно, виднее.
— У нее глаза моей матери.
— Понятно… Я, к сожалению, не имел чести знать вашу матушку…
Позже Фонтанен спросил у Альбертины:
— Вам известно имя отца девочки?
— Нет. Она всегда хотела сохранить свой секрет.
Фонтанен задумался, но ему хватило такта не продолжать расспросы, и Альбертина это оценила.
— Он умеет не переходить грань, — сообщила она Мадлен.
Рассказывая мне свою невероятную историю, Мадлен дала понять, как сильно она сожалеет, что во всех остальных ситуациях чутье Фонтанену изменяло.
Вотрен, естественно, чувствовал себя самым несчастным человеком на свете. Он бродил от буфета к буфету, ни с кем не разговаривал, ничего не ел, много пил и все сильнее мрачнел. Когда он начал шататься, Мадлен железной хваткой вцепилась ему в плечо и увела в кухню.
— Ты выставляешь себя на посмешище!
— Чем он лучше меня?
Она вздохнула:
— Миллионы и предложение руки и сердца.
— Она никогда не подавала мне надежды.
Мадлен — без особого успеха — попыталась объяснить, что Альбертина не из тех, кто «подает надежду». Вотрен был пьян, унижен и проворчал в ответ, что всегда чувствовал себя недостойным Альбертины. В тот момент в это вполне можно было поверить: выглядел Вотрен неважно. Мадлен относилась к нему очень хорошо и не хотела, чтобы все видели его отчаяние. Она обняла Вотрена за плечи, отвела к себе в комнату, он рухнул на кровать и мгновенно уснул. «Хорошенькое дело! — подумала она, слушая его храп. — А мне-то куда деваться?» — но тут же вспомнила, что Фонтанен проведет ночь у Альбертины и гостевая спальня будет свободна.
— Не знаю, почему, но меня это рассмешило. Наверное, я и сама чуточку опьянела.
