Я уже было направился к двери, как Бучукури, взяв меня за локоть, шепнул на ухо:
— Когда входишь в ингушский дом, непременно снимай обувь.
Я последовал его совету. Переступив порог, мы оказались в просторной прихожей, где нас приветствовало несколько женщин — обитательниц дома. Справа от прихожей находилась кухня, откуда исходил приятный запах шурпы.
Гостей позвали в зал — большую комнату, обставленную дорогой мебелью, посреди которой был накрыт стол — закуски, фрукты, дорогие коньяки и водка.
Пока я осматривался, Бучукури вполголоса рассказывал об обычаях, присущих ингушам.
— При входе в дом, — говорил он, — нужно обязательно спросить разрешения. Если с собой имеется оружие, ствол должен быть опущен вниз. Нельзя заходить в дом, если там нет мужчин, тем более к молодой женщине...
Слушая Бучукури, я вдруг вспомнил старейшин на площади в Назрани с взметнувшимися клюками.
— Что это значило? — спросил у Валерия.
— Старшие у нас на Кавказе пользуются беспрекословным авторитетом, — пояснил Бучукури. — А в ингушской семье — тем более. В присутствии старика нельзя курить, быть вызывающе одетым. Когда он входит в комнату, полагается вставать и первым приветствовать его. Если старейшина показал на кого-то своей клюкой, значит тот человек — обидчик. И молодежь должна быть готова его тотчас наказать...
Вот так.
— Гостей прошу к столу, — выставив вперед обе руки, сказал хозяин.
За столом я расположился рядом с Аушевым.
Тамада, как и положено на Кавказе, стал провозглашать тосты. Со слов Бучукури я знал, что его никто не смеет перебивать, так как это будет расценено как нарушение дисциплины стола. Однако Аушев, по-видимому, от избытка чувств, навеянных встречей с друзьями, вел себя по-мальчишески, то и дело бросал реплики, за что и поплатился — получил от тамады едкое замечание:
— Руслан, ты так редко бываешь в родных местах, что вовсе забыл наши обычаи...
Примерно через час, в разгар застолья, тамада объявил перерыв. Все вышли на воздух. Застолье застольем, а у меня «пунктик» в голове: завтра утром я должен был передать в редакцию материал о политической ситуации на Северном Кавказе. Легонько взяв Аушева за локоть, отвел его в сторонку, задал вопрос:
— Руслан, почему ингуши требуют отдать им Пригородный район Северной Осетии?
— Мы требуем не отдать, — ответил Аушев, — а вернуть, потому что исторически эта территория принадлежит ингушскому народу.
— Но ведь до ингушей здесь проживали казаки, которые в начале двадцатых годов были репрессированы. Еще раньше — кабардинские племена. А до них, если верить преданиям, — аланы, то есть предки осетин. Видишь, сколько всего намешано. Так что сегодня сложно сказать, чьи тут земли.
— Это наша земля, — неожиданно жестким тоном сказал Аушев, — и мы сделаем все, чтобы ее вернуть...
В разгар спора подошел Кочубей. Обняв нас, он с улыбкой произнес:
— Эй, братцы, хватит о политике. Давайте о чем-нибудь более приятном...
Потом я не раз мысленно возвращался к этому разговору. Пытался понять, почему Аушев все мерил на свой аршин? И на свой ли? Неужели не осознавал: когда у лидеров пропадает желание искать компромиссы, тогда народ, как правило, берется за оружие...
Позицию, схожую с позицией Аушева, я замечал у многих делегатов съезда. Шла какая-то двойная игра. А может, и тройная.
С одной стороны, партийные бонзы республики старались как бы не замечать, что сидят на пороховой бочке. И, пользуясь этим, местные жители скупали оружие. В центре Назрани расположились «калашниковские ряды», где можно было за определенную сумму приобрести пистолет или гранату, автомат или пулемет. С другой же стороны, они, номенклатурные работники, делая хорошую мину при плохой игре, пытались сделать невозможное — примирить народы республики, между которыми уже пробежала черная кошка...
Кстати, на это вполне недвусмысленно указал на том самом съезде народов Чечни генерал- лейтенант Сеин, приглашенный в качестве представителя от командования СКВО.
— Здесь многие говорят о единении народов республики, — не скрывая иронии, говорил Владимир Иванович. — Но как его достичь, если большинство населения Чечено-Ингушетии сегодня вооружено до зубов? К вашему счастью, пока еще в республике не стреляют. Однако ружье, которое висит на стене, как известно, рано или поздно должно выстрелить...
Слова генерала произвели на собравшихся эффект разорвавшейся бомбы. Многие делегаты повскакивали с мест. В зале раздались возгласы:
— Какое оружие? О чем вы говорите? Как вам не стыдно!
— Минутку, товарищи, — невозмутимо продолжал генерал Сеин, показывая справку, полученную в КГБ ЧИР. — Вот данные о количестве оружия, находящегося на руках у жителей вашей республики.
Зал гудел. И тогда слово взял председательствующий.
— А что все вы делаете круглые глаза? — раздраженно сказал Завгаев, обращаясь к залу. — Неужели то, что сказал генерал, для вас было тайной? Все мы об этом знаем, но не хотим палец о палец ударить, чтобы исправить положение...
На том же съезде народов Чечено-Ингушетии я впервые услышал имя Джохара Дудаева. Правда, сведения о генерале были скудны и противоречивы. И вот как-то в перерыве между заседаниями Ибрагим Дениев спросил у меня:
— Николай, не хочешь посмотреть личное дело Дудаева?
— Да ты что! — не скрывая радости, воскликнул я. — Конечно, хочу!
— Сейчас организуем, —засмеялся военком.
Минут через тридцать передомною уже лежала потертая красная папка с надписью «Личное дело». Я было достал блокнот, чтобы сделать необходимые записи, но Дениев предупредил:
— Только, чур, ничего не записывать. Что запомнишь — то твое.
Пришлось согласиться.
Развязав тесемки, я раскрыл папку. С фотографии, что находилась во внутреннем бумажном кармашке, на меня смотрел человек в генеральской форме. Черты лица — гордые и воинственные. Тонкая ниточка усов подчеркивала непреклонность натуры. И вот что запомнилось из личного дела.
Родился Джохар Дудаев 15 мая 1944 года. Семья большая: десять братьев и сестер. Старшие братья: Бекмураз — строитель, Мурзабек — сотрудник вневедомственной охраны, Махарбек и Басхан — шоферы, Эльбика, Басира и Хазман — домохозяйки, Базо — врач, Нурбика — торговый работник.
После окончания в 1960 году грозненской средней школы Джохар Дудаев подал документы на физмат Северо-Осетинского гос-университета, как и хотели родители. Но со второго курса, против воли семьи, тайком уехал из дома в Тамбов и поступил в знаменитое училище летчиков имени Марины Расковой, которое закончил в 1966 году. Службу лейтенант Дудаев начал в Московском военном округе, потом ее география простиралась от Сибири до Прибалтики.
С 1968 года — член КПСС. Из партийной характеристики: «Принимал активное участие в партийно- политической работе. Выступления всегда носили деловой, принципиальный характер. Зарекомендовал себя политически зрелым и добросовестным коммунистом. Морально устойчив. Идеологически выдержан... »
В 1974 году окончил командный факультет Военно-Воздушной академии имени Ю.А. Гагарина. Характеристики самые безупречные. Награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды. Последняя должность — командир дивизии тяжелых бомбардировщиков. В 1989 году был аттестован на должность заместителя командующего воздушной армией.
Блестящая биография.
И вдруг осенью 1990 года Джохар Дудаев пишет рапорт об увольнении из Вооруженных Сил СССР.
