семидесятые, после всплеска коммунистического терроризма, отозвавшегося кровавой катастрофой в Италии, после подавлении коммунистического мятежа в Италии частями рейхсвера – множество итальянцев ринулось в Швейцарскую конфедерацию. Их можно было понять: Швейцарская конфедерация трехязыкая и одним из официальных ее языков – является итальянский язык. К тому же – у них общая граница. Среди тех, кто переехал в Швейцарию в те дни – люди были разные: были богатые люди, спасающиеся от террора, и были экстремистски настроенные люди, спасающиеся от возмездия. Не надо думать, что в террор шли исключительно темные, забитые, необразованные люди – коммунистам помогали профессора университетов, коммунизмом от нечего делать заражались жены банкиров и бизнесменов, в террор – шли дети политиков, бывали случаи, когда сын убивал отца, дочь открывала ночью дверь, чтобы впустить убийц. Но за восьмидесятые годы – в Швейцарии не произошло ни одного террористического акта – ни одного вообще! Немалая заслуга в этом – была оберста Зиммера, который со своими людьми обезвреживал коммунистические ячейки прежде, чем они успевали что-то сделать.
В девяностые, после того, как угроза спала – он ушел в отставку, основал собственное охранное агентство, одно из лучших в Европе. Все контракты на обеспечение безопасности синематографических фестивалей и звезд синематографа, путешествующих по Европе – были его. Уставшие от засилья педиков в Голливуде – стареющие кинозвезды становились настоящими фанатками грубого, невоспитанного, способного закурить свою вонючую сигару в присутствии дамы немца. Ему даже поступали предложения сняться в синематографе, которые он благоразумно отклонил. Он был настоящим архетипом немца – колонизатора: ради этого он даже купил большой участок охотничьей земли в Бурской Конфедерации и всем говорил, что этой землей его семья владела на протяжении поколений. Ему довелось там принимать весьма важных особ, в том числе Ее Императорское Высочество, принцессу Дома Романовых Ксению, которая участвовала в сафари и осталась весьма довольна и самим сафари и компанией. На его землях – он разрешил поселиться масаям, и они охраняли его и его земли, и его охотничьих животных – а масаи были одними из самых кровожадных и жестоких племен Африки, наряду с зулусами. В последнее время он все больше и больше отходил от дел – но вот приглашение принять участие в международной антитеррористической конференции, посвященной проблемам радикального ислама и его влиянию на безопасность во всем мире – он неожиданно принял. Возможно, для того, чтобы наведаться на землю Британской Индии, наведаться как скотовод, охотник, землевладелец и в каком сто смысле джентльмен.
Да, и еще у оберста Ганса Зиммера было свое понимание проблемы исламского экстремизма и терроризма и путей их решения. Правда, он ни с кем не делился своими мыслями, решив, что понимания здесь точно не найдет…
Как и большинство туристов, прибывающих в Индию – он прибыл в Бомбей, в международный аэропорт Бомбея, который в двадцать первом веке – наконец то стал принимать больше пассажиров, чем легендарный Морской порт – ворота в Индию.[84]
Плохо говорящий по-английски (язык он знал, да подзабыл) – он нанял (заранее по Интернету) сметливого проводника, говорящего по-немецки и машину. Перед тем, как ехать в этот чертов Деобанд – он заказал полную экскурсию по Мумбаи и вполне насладился ею. Он увидел сверкающие зеркальным остеклением небоскребы – и место, где стирают белье – стирают его в земляных канавах, заполненных мыльной водой.[85] Он увидел сверкающие Даймлеры – и рядом с ними трехосные мотоциклы – рикши и автомобили Премьер,[86] которые выпускают здесь с одна тысяча девятьсот сорок седьмого года. Он увидел кондиционированную прохладу магазинов в дорогих пассажах – и полумертвых от жары нищих детей, просящих милостыню. Он увидел все, и даже больше, и сделал вывод, что его старый друг, попросивший о небольшом одолжении, был прав: англичанам здесь делать нечего. Почтенно злые и лицемерно жестокие сыны Альбиона – за триста лет своего правления довели страну до ручки, в то время как на германских территориях – чистота и порядок, и никто не потерпит, чтобы на дорогах толклись нищие, когда надо работать.
Совершив обычный для белого сахиба тур по Бомбею – он приказал везти его на вокзал Виктории, чтобы въехать в город Деобанд на поезде, а не на машине. Он просто не хотел лишний раз испытывать судьбу индийскими дорогами. Случиться могло всякое – от слона, не знающего правил дорожного движения – до проверки антитеррористической полиции. Это англичане сейчас такое название придумали – антитеррористическая полиция. Те же военные, только уволившиеся из армии и поступившие на службу в полицию. Полиция – под ограничения Бисмаркских соглашений не попадала – то ли русские просчитались, то ли англичане в очередной раз продемонстрировали свою хитрость…
Сам вокзал Виктории – с точки зрения архитектуры был столь хорош, что тянул на 'чудо света', он напоминал некоторые храмы в городах Рейха, строившиеся на протяжении нескольких поколений и покоряющие своей сложностью и неординарностью архитектурного решения. Перед вокзалом – на круговом движении памятник вице-королю Георгу, на который гадили голуби, машин на удивление немного – а вот народу так много, что не протолкнешься. Внутри же означенный вокзал – сильно напоминал помойку. С животными, с толпами провожающих и встречающих, с прискорбным отсутствием порядка, что у касс, что в зале, что везде. Перрон – был, как и положено приличному вокзалу – накрыт огромным шатром, но света явно недоставало, и по самому вокзалу, и под этим шатром летали какие-то птицы. Перроны – не были подняты, электровоз – напоминал такие же, какие были в Швейцарии в шестидесятых – семидесятых – это были отнюдь не магистральные Хейнкели, которые водили поезда по Европе. Просто удивительно, что целый субконтинент в руках нации, считающей себя великой – и они не могут даже наладить нормальное машиностроение. А если этот заморыш сломается – что тогда? Носильщики – индусы лезли с предложениями помочь белому сахибу, за всем за этим степенно наблюдал полицейский, тоже местный, единственным достоинством которого были огромные усы и 'гвардейские' бакенбарды. Вагоны тоже были ненормальные – в нормальных странах есть купе, двери которых выходят в узкий коридор по левую руку – а тут вагоны были английского стандарта, в каждое купе вела отдельная дверь, а из-за того, что перрон не был поднят – к каждой двери была лесенка, и около каждой двери стоял местный абориген, явно желающий заработать чаевые. Вагоны были трех классов, и даже в первом классе – они были раздельные, то есть мужчины и женщины ехали в разных купе, около дверей были специальные знаки. Для этнического немца – а немцы даже парятся вместе, что шокирует, в общем-то русских (русские тоже парятся с дамами, но со знакомыми и не просто так, а тут незнакомые люди в парилке… да-с…) – в общем для этнического немца все это было верхом безобразия. Находясь на знаменитом вокзале Виктории – с тоской вспоминаешь миланский подземный вокзал, или новый Цюрихский, у которого шатер, накрывающий пути – сделан из единого сверхпрочного стекла и все залито светом.
Немец посмотрел по сторонам, не нашел никакого знака, запрещающего сорить, и решил, что раз его нет – то плюнуть от досады вполне можно. И плюнул…
Как из-под земли – вырос его провожатый…
– Ваши билеты, экселленц. Номер заказан на ваше имя, вместе с машиной отеля – здесь эта услуга оплачивается. Номер автомобиля тридцать пять двести сорок семь. Приятного путешествия, экселленц.
– Премного благодарен. Передавайте привет.
– Кому, экселленц?
– Нашему общему другу.
– Боюсь, не совсем понимаю вас, экселленц
– Неважно. Удачи.
Герр Зиммер – поднял чемодан и с достоинством прошествовал к двери купе.
Поездка заняла день с лишним – возмутительно, совершенно возмутительно для такой огромной страны. В Африке – уже давно перешли на двести,[87] а здесь – поезд неспешно плелся едва ли на сотне. Соседом по купе, точнее – соседями оказались весьма приличные молодые офицеры Пешаварского стрелкового полка, они возвращались из Великобритании, где проводили отпуск, а один еще и женился. Оберст – представился им простым туристом, землевладельцем из Южной Африки – на всякий случай он говорил на африкаанс,[88] а не на немецком. Но офицерам, похоже, было все равно – причины были понятны. В Африке то же самое – любого белого человека встретив, расцелуешь, и неважно, кто он такой.
