— Право победителя — хмыкнул в ответ красноармеец с перевязанной рукой.
— А давно вы здесь? — спросил Лёха.
— В плен вчера попал, а сюда сегодня привели. Тут вроде как сборный пункт, то и дело еще подгоняют.
— Кормили? — задал вопрос и Семёнов.
— Вчера какие?то объедки давали. Но там другие немцы были. Те, что нас в плен забрали. А тут — с рук сдали — и все.
— В списки вносили, допрашивали? — не отступался Семёнов.
— Нет. Этого не было, никаких записей. Вон, гляди, еще гонят — показал взглядом раненый. Лёха глянул в том направлении и увидел двух тяжело бегущих по середине улицы красноармейцев. Расхристанных, взмокших, без пилоток и ремней, сзади за ними ехал мотоциклист и покрикивал на бегущих, периодически поддавая газку, отчего мотоцикл свирепо взрыкивал, а красноармейцы пытались бежать быстрее.
Семёнов поморщился. Находившиеся на улице немцы что?то советовали весело мотоциклисту, а он явно работал на публику, чаще ревел мотором и что?то горланил в ответ, отчего веселье нарастало и катилось по улице, сопровождая бегущих. Из дома напротив выскочило на шум еще несколько немцев, живо напомнивших Лёхе тех — с трубочками, которые со склада папиросы сперли. Видно так принято было ходить вне строя — сапоги, портки и нижняя рубашка с подтяжками. Про себя Лёха отметил, что у немцев подтяжки носили многие, а вот у наших видеть не доводилось.
Перед кучей сидящих на земле пленных, мотоцикл взревел совсем уж лихо и оба бегуна, видимо совсем потеряв от усталости и страха головы ломанулись в гущу прямо по сидящим. Моментом вспыхнула брань и вроде даже короткая драка, но тут же все и закончилось, бегунов сбили с ног и они затерялись в общей массе раньше, чем немец за столом схватился за пулемет. Мотоциклист подкатил к столу, что?то кратенько сказал, получил ответ, такой же краткий и умчал прочь, подняв пыль.
— Не зря тащил, как сердцем чуял — проворчал Семёнов и сунул попаданцу те самые нелепые чуни из шинельных рукавов. Лёха, вздохнув, напялил их на свои ноги и наконец, получил возможность осмотреться. Жизнь кипела в этой деревне, тихо и уныло было только в этом углу, где сбились в кучу взятые в плен. Победители же радовались жизни на всю катушку, причем, не обращая никакого внимания на красноармейцев. Обзор у Лёхи был отличный и потому он мог видеть довольно далеко. Не понятно с чего, но первое, на что он обратил внимание, были сапоги дрыхнувших прямо под стенкой избы неподалеку нескольких фрицев. Может из?за того, что после гоп–стопа обувь привлекала его внимание, то ли из?за сверкания чего?то на подметках сапог. Тихо спросил у Семёнова, что это такое. Сверкало что?то рядами на подметках, прямо сияло на солнышке. Боец так же негромко отозвался:
— Шипы у них такие, гвозди специальные. Это шляпки сверкают. А весь каблук подкова берет, малость поменьше, чем лошадиная. Чтобы износу не было обувке. Мы уже дивились, когда первые германцы рядом с нами валяться остались. Может оно и верно, только ходить тяжело, да шуму много, если не по траве, а по брусчатке идти. Баловство, в общем. Ладно, ты пока сиди тихо, мне кое?что узнать надо.
И Семёнов аккуратно стал перемещаться дальше среди сидящих, спрашивая то одного, то другого о чем?то. Жанаев сидел молча, тоже посматривал по сторонам. Да и раненый сосед не шибко рвался болтать, потому Лёха мог наблюдать за тем, что творилось вокруг без помех. Сразу удивило то, что немцы были какие?то сбродные, вроде как в одной армии служат, а наряжены кто как, пятнистых, правда, таких, что убили Петрова, тут не было, никого вообще в камуфле, зато были и в сером и темно–зеленом, двое прошли вообще в каких?то белых полотняных портках. То же и с фуражками — Лёха помнил, что у всех немцев фуражки были со стоячей такой тульей, горделиво задранной, а тут вон у того, что за столом сидит слева — фуражка как кепка мятая, блином на башке. А у его соседа — кепи с козырьком. А третий с краю — в пилотке. Даже странно, по кино судя все немцы одевались в одну форму, а тут как на ярмарке какой?то. И даже эсэсовец вон в черном прошел. Лёха проводил взглядом невысокого парня, на пилотке которого поблескивали старомодные мотоциклистские очки, сам парень при этом выглядел немного комично, потому как был нагружен под завязку — тащил две полные канистры (тут Лёху немного передернуло от воспоминаний), а в зубах держал здоровенный бутерброд, отчего походил на озабоченную собаку, добывшую зачетную кость. То, что это эсэсовец Лёха понял сразу — настолько?то уж он в Третьем Рейхе разбирался, чтобы понять — если на фрице черный комбинезон и черепа в петличках, то это точно эсэсовец. Стильно смотрелась форма, признал про себя Лёха, не зря Хуго Босс делал, классный дизайн и даже розовая окантовка на пилотке и петличках впечатление не портит, хотя цвета девчачьи. Тут менеджер немного опомнился и грустно улыбнулся, вот больше не о чем думать, как о дизайне. Жрать хотелось, а многие из тех арийцев, кого он сейчас видел как раз либо жрали, либо готовились пожрать. Опять же странное впечатление разброда получалось, потому что слева чуть подальше по улице несколько человек стояло в очередь к явно самодеятельному котлу, стоящему на обычном костре, а вот справа — тут Лёха был уверен, стояла нормальная походная кухня, но там никто не копошился, зато куча солдат неподалеку от этой кухни сидела и активно ощипывала кур — перышки так и несло ветерком по улице. Хотя видно было, что немцы перья явно собирают, но при таком объеме работы поневоле за всем не уследишь. Мимо пленных деловито скорым шагом прошло несколько немцев, тащивших капустные кочаны, но они явно шли не в ту сторону, где щипали кур. Лёха проглотил набежавшую слюну и попытался отвлечься от представления хрусткого свежего капустного листа во рту. Мама часто готовила из капусты и морковки «витаминные салаты» и Лёха с детства прибегал на кухню, за отдельным листом. Традиция уже такая была — листик схрумтеть и потом кочерыжку сточить. Нет, надо кончать думать о жратве. И Лёха постарался отвлечься.
Помогло и то, что не только жратвой фрицы занимались — несколько девчонок из местных явно были окружены льстившим им вниманием зольдатов и кокетничали вовсю, вон ту уже зольдат так по–хозяйски полапывает, а она и не против, только похихикивает, судя по всему. Лёха усмехнулся — ну, в общем, что в ночном клубе, что тут, только наряд другой, а так те же песни. Немцы вон не только с девчонками тусуются, что?то делали еще, причем вроде как железом брякали. Приглядевшись, понял — разложили на дощатом столе разобранное оружие и вроде как что?то показывают нескольким пацанам из своих же. Вроде как такой же пулемет, что на Лёху сейчас смотрит.
В отличие от оживленных немцев куча пленных выглядела неподвижной, тусклой мятой массой. А немцы с чего?то стали еще оживленнее, стали собираться на улице, звать друг друга, словно цирк какой?то едет, даже те, что куриц ощипывали — бросили свою работу. И да, действительно скоро под дружный смех зольдатов появился и цирк — роскошный легковой автомобиль — Лёха уже и не удивился знакомой сверкающей звезде на радиаторе Мерседеса, только вот этот кабриолет волокла весьма пара убогого вида лошадок, и в целом зрелище было комичное. Никак неказистая колхозная, коротконогая и пузатая скотинка не сочеталась с шедевром германского автопрома.
Впрочем, седоки кабриолета, хоть и выглядели явно начальством, потому как на погонах у них что?то серебряное было, но держались очень демократично, словно понимая комизм ситуации и сами вовсе не против были поучаствовать в общем веселии. Кучер — шофер шутовски раскланялся перед собравшимися, его наградили аплодисментами и одобрительными выкриками. За спинами собравшихся вокруг автомобиля происходившее было видно не самым лучшим образом, тем более, сидя с земли, но вскоре до Лёхи дошло, то ли словечко «пропаганда» несколько раз услышал, то ли увидел на вылезших из авто посверкивавшие на солнце фотоаппараты, то ли еще как, но ясно стало, что это корреспонденты тогдашних СМИ прибыли. В воздухе прямо чувствовалось, что зольдаты чуточку презрительно относятся к этим корреспондентам, чуточку опасаются и явно хотят запечатлеться в истории. Даже хлипкий и сутулый зольдат стоявший неподалеку в весьма обтерханном обмундировании горделиво выпятил тощую грудь, как оказался рядом с автомобилем. Прибывшие тут же стали распоряжаться, но не так, как им полагалось по чину, не по — офицерски, а как?то очень по–домашнему, по–свойски, называя окружающих «камерадами». Тем не менее, публика живо засуетилась, к поломавшейся машине тут же нагрянуло несколько эсэсовцев — в уже знакомой черной форме с розовыми кантами, вместе с ними оказалось и несколько обычных в серой, живо открыли капот и завозились уверенно в брюхе заболевшей кабриолетины, лошадей выпрягли и убрали с глаз долой и наоборот, как?то начали что?то городить на противоположной от пленных стороне. Те, кто дрых у стены живо построились в очередь перед вынесенным из дома стулом, рядом поставили что?то странное, на треноге, но как будто знакомое, корреспондент повыбирал место, откуда снимать будет, потом появился
