сигналу, которого Териза не услышала, они выпрямились и молча застыли перед королем.
И тогда Знаток Хэвелок вышел на открытое пространство перед креслами и принялся приплясывать.
Он перескакивал с ноги на ногу, подергивая головой, размахивая руками, высоко вскидывая колени.
Подол его грязной хламиды задрался, а замызганная мантия съехала на бок, босые ноги и жалкие кустики волос, торчащие во все стороны на голове, делали его похожим на отверженного, на жалкое человеческое отродье, попавшее сюда прямо из какой-то грязной подворотни. Его кривой нос портил впечатление от того азарта, с которым он скакал, а губы сибарита и бегающий взгляд подчеркивали его безумие.
Вид его был настолько невероятным, что Териза чуть было громко не рассмеялась. Все смотрели на Хэвелока – или избегали смотреть на него – с чувством презрения, омерзения или ужаса. Кто-то, кого она не видела, громко, злобно пробормотал:
– Слава Королевскому Подлецу.
Смотритель Леббик пронзал Знатока таким взглядом, что хламида последнего должна была вот-вот загореться. При виде Хэвелока даже Мисте покинула терпимость; принцесса нахмурилась и прикусила нижнюю губу, а глаза ее заблестели от подступивших слез и ярости.
Однако сам Хэвелок не обращал внимания на ту реакцию, которую вызвал,
– или же все это было ему безразлично. В одной руке он держал источающее вонючий дым серебряное кадило, которым помахивал словно погремушкой. Вскоре его ужимки и подскоки приблизили его к людям, вставшим со своих скамей, чтобы приветствовать короля. И тут он сразу же начал обращать внимание на отдельных личностей. Он прыгал перед ними, размахивая кадилом, пока дым не заставлял их кашлять, а глаза не начинали слезиться, и выкрикивал литургически, словно подражая особым молитвам, прямо в лицо тем людям, которых он замечал:
– В зале все те же!
– Перескоки – это игра, в которую боги играют с судьбой.
– Двенадцать свечей было зажжено на столе, двенадцать раз по двенадцать вариантов безумия и тайн.
– Все женщины гораздо лучше одеты тогда, когда совершенно раздеты.
– Бабочки и одуванчики. Мы, в конце концов, не что иное, как бабочки и одуванчики.
Король Джойс взобрался на трон, поставил локти на подлокотники и подпер голову обеими руками.
– Слава королю Джойсу! – закричал дурным голосом Знаток Хэвелок, продолжая приплясывать перед двором, вынуждая всех вдыхать вонючий дым. – Без него половина из вас была бы мертва. Остальные были бы рабами Кадуола.
– Он выбрал симпатичную юную леди, чтобы подробнее поделиться своими мыслями:
– Если ты мертва от живота вверх, а нижняя часть – жива, – он исступленно улыбнулся, – то тебя еще можно использовать.
Женщина стала столь бледной, что, казалось, в любой момент могла потерять сознание. Но вместо этого она вдруг начала нервно смеяться, закрывшись рукой.
И в то же мгновение Знаток остановился. Он посмотрел на нее в изумлении и негодовании; свободной рукой он схватился за лысую голову. Затем завопил:
– Чушь все это! – и швырнул кадило через плечо. Оно раскрылось, ударившись о пол, угли вывалились на толстый ковер. С возмущением в голосе Хэвелок буркнул: – Не стоит тратить больше слов, миледи. Я вижу, что зря теряю время.
Он внезапно отвернулся от нее и направился к тому месту, откуда появился.
– Ты слышал меня, Джойс, – закричал он на короля. В ярости сжимая кулаки. –
Через мгновение он исчез за возвышением.
Все присутствующие выглядели ошеломленными. Было очевидно, что обитатели Орисона вовсе не привычны к подобным выходкам Хэвелока; среди них начались негромкие перешептывания, очень быстро стихшие. На лице магистра Гильдии было безучастное выражение. Мастер Квилон прикрывал глаза рукой. Ненависть, смешанная с презрением, появилась на лице Мастера Гилбура. Глаза Элеги горели яростью. Мисте выглядела так, словно в любую минуту могла разрыдаться.
Сквозь вонь кадила и запахи ароматических масел Териза различила запах горящей ткани. Угли, тлеющие на ковре, подожгли ворс.
Король Джойс поплотнее запахнул свою мантию. Его водянистые голубые глаза были пустыми.
Смотритель Леббик пришел в себя первым. Кипя от ярости, он вскочил со своего кресла, бросился к тлеющему ковру и принялся затаптывать угли. Затем посмотрел на короля, с руками, сжатыми у груди в кулаки.
– Вероятно, вы понимаете значение представления, устроенного здесь Знатоком, мой владыка король, – голос его дрожал от гнева. – Я – нет. Мне было бы гораздо более понятно, если бы вы приказали
И тут же опомнился. Без всякого перехода он объявил:
– Мой владыка король, принц Краген Алендский просит у вас аудиенции. Он утверждает, что прибыл сюда в качестве посла своего отца, Маргонала, алендского монарха. Будет ли позволено пригласить его?
Мгновение король не отвечал. Затем глубоко вздохнул:
– Мой старый друг умнее меня. Все это пустая трата времени. Но раз уж нам нужно в этом убедиться, давайте сделаем то, что следует сделать. – Он воспроизвел жест согласия, в котором сквозило раздражение. – Пригласите принца Крагена. – Через миг он добавил: – И, пожалуйста, не мельтешите здесь. Вы утомляете меня.
Леббик обвел взглядом балкон и кивнул. Затем вернулся к своему креслу.
Подчинившись приказу отца, Мисте быстро села; Териза последовала ее примеру; Смотритель занял свое место. Вскоре и все остальные присутствующие расселись по местам.
Элега села последней; несколько секунд она одна стояла, глядя на короля, словно старалась силой воли заставить его вести себя так, как она хотела. Но Джойс не смотрел в ее сторону, и она уселась, гневно бормоча что-то себе под нос.
В этот момент высокие двери распахнулись. Где-то вдалеке запели фанфары. Все обратили свои взоры ко входу, где появились три человека.