Мэри Уитни была в шоке. Немыслимое случилось. Публичное унижение, страшнее которого быть не могло! Она открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Ее огромный арсенал оскорблений оказался пуст как раз тогда, когда он был ей нужен больше всего.
— Я… я думаю…
Но даже мысли ее куда-то улетучились. Не осталось ни одной. Фраза, которая крутилась у нее в голове, была: «Я мыслю, следовательно, я существую». Но декартовское «думаю, следовательно…» хотя и звучало гордо, но к этому случаю не подходило.
Криста поспешила на помощь смертельно раненной миллиардерше. Она подошла к ней, обняла за плечи и решительно повела прочь. Мэри подчинилась, словно овечка, в которую она, собственно, и превратилась.
Они молча шли под деревьями, пока не скрылись у всех из виду. Автобусы стояли пустые, водители курили на солнышке. Криста завела Мэри в ближайший автобус и усадила на диванчик.
— Ну как ты? — спросила она.
Ответом ей были две большие слезы, выкатившиеся из глаз Мэри. Сначала она плакала бесшумно. Потом включилась звуковая дорожка. Началось со всхлипываний, потом они усилились и превратились в рыдания, сопровождаемые потоком слез.
Криста держала ее руки и старалась не смотреть на нее: всегда тяжело видеть, как плачет крутой парень. Криста напрягала ум в поисках подходящих слов. Беда заключалась в том, что Лайза попала в цель. Факты говорили сами за себя. Мэри влюбилась в Роба. Лайза влюблена в Роба. Роб, похоже, влюбляется в Лайзу. Это, может быть, не самая оригинальная ситуация, но с ней всегда трудно совладать.
— О Криста, — всхлипывала Мэри, — я просто не умею. Я никогда… я никогда раньше… не влюблялась.
— Глупости, Мэри! — возразила Криста. — Вовсе ты не влюбилась. Это увлечение. Такое случается. Это трудно, но это проходит. Настанет день, когда ты сможешь посмеяться над этим, как смеешься над всем остальным.
— Но все остальное мне безразлично, поэтому я и могу над ним смеяться, — пробормотала Мэри.
— Послушай, Мэри. Послушай меня. Роб — это твоя фантазия. Он милый, он наивный и добрый вдобавок. Кроме того, он молодой. О Боже, он такой молодой! Неужели ты не видишь, почему мы все влюблены в него? В нем есть все то, чего лишены мы. Он — как ребенок, а мы — пресыщенные взрослые люди, которые хотят снова стать детьми. Он простодушен, а мы до смерти надоели сами себе со своей умудренностью жизнью. Он оптимист, а мы усталые пессимисты. У него нет других желаний, кроме как быть счастливым и добрым, а у нас полно амбиций, и в глубине души мы не так уж ими гордимся. Нам кажется, будто он может вернуть нам нашу молодость. Мы думаем, что он может повернуть стрелки часов назад, в прошлое, когда все было просто и откровенно… и весело. Но он не может этого, Мэри. Он ничего не может. Он не знает как, а мы предаемся иллюзиям. Это не настоящее, Мэри, это все выдумки. Мы должны просто проснуться и перестать мечтать. Буря отчаяния Мэри Уитни начала стихать.
— Ты хочешь сказать, что тоже влюблена в Роба? — спросила она.
Ее хитрость не изменила ей. Криста нервно рассмеялась.
— Конечно, нет. Я влюблена в… — Она оборвала фразу. — Но я знаю, каково тебе. Я вижу всю привлекательность Роба. Все это видят. Я знаю, что ужасно это говорить, но в нашем возрасте это довольно обычно — делать глупости из-за парня вроде Роба.
— Я не делала глупостей, — возразила Мэри, доставая носовой платок, и холодно улыбнулась. — Ну, может, совсем немного.
Она похлопала себя по щекам. К ней явно возвращался ее обычный юмор. Криста с облегчением вздохнула. День еще можно спасти.
— Но что он нашел в такой дешевой потаскухе, как эта Родригес?
— Мэри, брось! Ты серьезно это говоришь? Я хочу сказать, ты наняла Лайзу рекламировать твою парфюмерию потому, что она, вероятно, самое красивое животное на свете. И, что еще более важно, они с Робом одного возраста. Наверное, они вместе курят наркотики, смотрят телевизор, любят потанцевать и всякое такое. Знаешь: красные спортивные машины, сумасшедшая музыка, разговоры до трех часов ночи, и при этом они воображают, будто говорят что-то оригинальное. Разве ты не помнишь, что это такое — быть молодой? Я-то хорошо помню, какая ты была в молодости. Вспомни полицейского, которого ты трахнула на пари под джипом на двести шестьдесят четвертой дороге! Вот что такое быть молодой!
— Это был «Фольксваген».
— Какая разница! — рассмеялась Криста.
— Очень большая. Под «Фольксвагеном» меньше места, чем под джипом. Под «Фольксвагеном» было труднее.
Теперь Мэри улыбалась уже по-настоящему.
— Думаю, что ты права, Криста. Нет большего дурака, чем старый дурак. Но я никогда не встречала никого, подобного Робу, и кажется ужасно несправедливым, что я не могу заполучить его, если я всегда получала все, что захочу. Вся моя жизнь — это получение того, что мне хочется. Я буквально одержима этим. Хотелось бы мне, чтобы ты могла понять, как это ужасно — не получить того, что ты хочешь.
— Можешь мне этого не объяснять, — мрачно произнесла Криста.
— Да ты в этом отношении несколько похожа на меня, не так ли? Но ты менее прямолинейная, более хитроумная, и у тебя больше обаяния. Но ведь суть именно в этом: хотеть и добиваться, добиваться и хотеть. Просто жить, и наслаждаться, и иметь — это совершенно другое дело. Глупо, правда? И сама не знаешь, насколько это глупо, пока не встретишь кого-то вроде Роба.
— Да, но подумай обо всем, от чего нам пришлось бы отказаться, если бы мы были такими, как он. Власть, деньги, на которые покупаются свобода, успех, слава. Ты полагаешь, будто у него есть ответы на все вопросы, но он ведь просто пешка. Он попросту не контролирует ход событий. Как бы тебе понравилось оказаться на его месте? Разве тебе нравится, что ты влюблена в него, а он на твоих глазах выбирает Лайзу? Что-то незаметно, чтобы тебе было по душе оказаться для разнообразия на месте пассажира. Я никогда не видела тебя такой несчастной.
— Я отдала бы половину всего моего состояния, чтобы он полюбил меня, — сказала Мэри Уитни, и глаза ее снова затуманились.
— Половину?
— Ну, скажем, четверть… может быть, десять процентов. Все равно это куча денег.
— Бедняга Роб! Его цена за одну секунду упала с половины миллиарда до нескольких миллионов, а ведь ты еще по-настоящему даже не начала торговаться.
— Что же мне делать? — спросила Мэри.
— Да ничего. Вернуться в Палм-Бич и заняться своим бизнесом. Нанять парня, который станет отрабатывать твою подачу. Это же попросту сумасшествие — крутиться здесь и заводить себя и других.
— Я подумывала о том, чтобы аннулировать все это дело.
Криста замерла. Слава Богу, Мэри употребила это слово в прошедшем времени.
— Почему, Мэри? Ради чего? Зачем наносить ущерб своему бизнесу, Робу, мне, Стиву? И оставь Лайзу в покое. Если ты этого не сделаешь, никакая проблема не будет решена. Ты сама это знаешь.
— Да, — сказала Мэри, — я это знаю.
— В первый раз в твоей жизни лучшее, что ты сможешь сделать, — это отойти в сторонку, — сказала Криста.
— М-м-м, — согласилась Мэри Макгрегор Уитни…
Но только для вида.
Никто по-настоящему не понимал ее. И это ей нравилось. Да, ее знали как крутую даму, великолепную предпринимательницу, которая железной рукой управляет самым процветающим бизнесом в Америке. Но с помощью своего чувства юмора она умело скрывала подлинную правду. Мэри шутила над своей привычкой любыми средствами добиваться желаемого, но улыбки и смешки камуфлировали тот факт, что в глубине души она действительно была безжалостна. Она не могла припомнить, когда в своей жизни серьезно сталкивалась с каким-то противодействием. А теперь такой момент настал. Ладно, пусть Роб не предмет делового соперничества, но он — предмет ее желаний, а желания Мэри Уитни должны исполняться. Не имеет значения, в силу каких сложных причин она решила, что хочет его, но сейчас
