— Привет, вот мы и встретились снова.
Он подошел к столу пораньше, надеясь, что и она уже будет там. Он не хотел, чтобы их вторая встреча проходила в присутствии незнакомых людей.
— Питер Стайн! Привет. Какое замечательное стечение обстоятельств! Из всех людей на белом свете меньше всего ожидала я увидеть в Палм-Бич именно вас.
Они стояли по разные стороны стола, глядя друг на друга.
Он упивался ею. Когда начнутся разговоры за столом, на это у него уже не будет времени. Почему-то он знал, что ему потребуется вся его сосредоточенность. Она была еще прекраснее, чем он ее запомнил. Он пытался определить для себя причину этого. Дело было не только в совершенстве черт лица. Скорее в энергии, которую она излучала. Она невольно создавала вокруг себя атмосферу легкого возбуждения. В голове у Питера возникло слово «сияние», но оно ассоциировалось с чем-то недоступным, а до нее можно было дотронуться. Если вам очень повезет, она может оказаться девушкой из соседнего дома. Ее просто нельзя игнорировать. Встречаются же такие! Может, это невидимая аура? Сексуальная привлекательность? Или же его притягивало к ней просто гармоничное сочетание сигналов, подаваемых телом, одежды и жестов, которое на подсознательном уровне выражало ее уверенность в себе, целеустремленность и уравновешенность? Вот она стоит, положив руки на спинку стула, и улыбается ему. Она рада видеть его. Это очевидно. И она открыта для всего, что может произойти. Все в ней говорит об этом: улыбка, вырез на черном вечернем платье, камелия, приколотая на груди.
— Палм-Бич — одно из моих излюбленных мест. — Его застенчивая полуулыбка свидетельствовала о том, что он только отчасти саркастичен.
Криста залюбовалась им. Бог мой, как он хорош! И дело не в одной красоте, а во всей его стати. Он стоял, наклонившись под таким странным углом, словно специально выбрал неудобную позицию. Беспокойные, глубоко посаженные глаза выдавали его нервную натуру, а курчавые волосы, явно плохо поддающиеся расческе и взъерошенные, усиливали впечатление опасной непредсказуемости. Это ощущение возникло в ней подсознательно. Откуда оно взялось? Может быть, причина в его репутации, в ее воспоминаниях о его речи на книжной ярмарке в Майами, в Пулитцеровской премии, которая, как невидимый попугай, сидела у него на плече. Трудно было определить, но она хотела знать. Вскоре она это выяснит. О Боже, какие поразительные у него глаза! Минутку! Глаза его ей кого-то напоминали. Но кого?
Питер Стайн наклонился и взял карточку, указывающую чье-то место за столом, взял двумя пальцами, словно она могла оказаться заразной.
— Вы сидите между мной и каким-то человеком по имели Стэнфорд Вандербильт.
Голос его звучал ровно, но, когда он произносил фамилию Вандербильт, в нем был намек на насмешку. Он давал понять, что посмеивается над миром, над людьми, собравшимися на эту вечеринку, и над человеком, у которого могут быть такие имя и фамилия, как Стэнфорд Вандербильт.
— Я училась в школе со Стэнфордом, — сказала Криста. — Он весьма важная персона. — Она рассмеялась, желая показать, что на нее не производит впечатление величие Вандербильта и что ее гораздо больше интересует литература, представителем которой является Питер Стайн. «Не беспокойтесь, я буду разговаривать с вами» — таков был подтекст.
— Да, его фамилия звучит весьма внушительно, не так ли? — заметил Питер.
«Нет ли в этом намека на опасность?» — подумала Криста. Вандербильты не сходятся со Стайнами. Так же, как и те, кто учился вместе с Вандербильтом в школе, даже если они и готовы посмеяться над важностью Вандербильта. На планете существует не так уж много людей, на которых не производят никакого впечатления даже самые прекрасные интеллектуальные репутации. Потомки протестантов англосаксонского происхождения относятся именно к таким людям.
Криста обошла вокруг стола и тоже взяла карточку.
— О Боже, вы сидите рядом с Лайзой Родригес.
— С самой Лайзой Родригес?
— Да, с самой настоящей Лайзой Родригес.
Криста засмеялась, поддразнивая его. Он не будет чувствовать себя уютно в окружении таких звезд. Ее реплика весьма деликатно подчеркнула это.
Питер отреагировал сразу: глаза его сверкнули. О Боже, какой он, оказывается, чувствительный! Но ведь она не имела намерения издеваться над ним. Просто такова была ее манера разговаривать — легкое поддразнивание, принятое высшим обществом на подобных вечеринках. Но этот обмен репликами подчеркнул то, что она и так уже знала. Разговор с Питером Стайном будет делом трудным. Более того, сейчас Криста почувствовала, что это может оказаться весьма опасным развлечением.
— Меня просто окружили моделями, — сказал он.
Прозвучал ли в последнем слове намек на неодобрение?
— А что, большая разница по сравнению с академическими кругами?
— На самом деле большинство моих друзей рыбаки, — отозвался Питер.
Он смотрел на нее, все еще улыбаясь, но уже сдержанно. Упоминание о рыбаках преследовало цель противопоставить что-то Вандербильтам и топ-моделям.
— С рыбаками, наверное, очень интересно, — сказала Криста, поддерживая разговор.
Они оба отдавали себе отчет, что разговор идет сам собой. Никто его не направлял. Оба полагались на естественный ход событий, и тем не менее и он и она нервничали. Им обоим хотелось понравиться друг другу. Возможно ли такое?
Криста ходила вокруг стола, рассматривая карточки гостей, которые будут сидеть с ними за одним столом.
— Анна Винтур, издатель журнала «Вог». Это для меня. Ее муж, профессор Шеффер. Он занимается в Колумбийском университете детской психиатрией. Это для вас. Мэри Уитни. Надо полагать, что она для меня. И Роб Сэнд. Это ваш собеседник. Он аквалангист и теннисный профессионал, что, я полагаю, не так уж далеко от рыбака.
— Значит, мы с вами будем в разных лагерях, не так ли?
Питер Стайн улыбнулся представлению, которое она устраивала. Значит, она его не боится. Очень хорошо! И она очень, очень хороша — веселая, деятельная и чуть лукавая.
— Только если вы этого захотите. — Криста улыбнулась, глядя на него в упор. Он встретил ее взгляд и не отвел глаз. Большинство людей не выдерживали ее взгляда. Где она раньше видела эти глаза?
— Замечательно! — ворвалась в их разговор Мэри Уитни. Стэнфорд Вандербильт шел за ней следом. — Итак, вы встретились. Двое моих самых любимых друзей. Теперь, Криста, ты должна научить Питера развлекаться. А ты, Питер, должен показать Кристе, как быть немного более мягкой. Она только что заключила со мной такую сделку, что совершенно обчистила меня.
Мэри уселась за стол, взяла льняную салфетку и взмахнула ею.
— Где все? — спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.
— По-моему, Лайза с Робом осматривают дом, — сказала Криста.
— О да, я нашла их. Они приводят себя в порядок.
— И что ты думаешь об этой новой девушке, работающей на фирму Уитни? — спросила Криста, гадая, что может иметь в виду Мэри под словами «приводят себя в порядок». Ей стало немного не по себе.
— Думаю, ей предстоит необыкновенное будущее на теннисном корте.
О Боже! Не может быть! Неужели контракт под угрозой?
Мэри угадала мысли Кристы.
— Не беспокойся, дорогая. У нас с тобой дело сделано. Но ты ведь не станешь возражать, если я буду настаивать на моральных обязательствах страничек эдак на тридцать? А, вот и Шефферы. Анна Винтур, холодная, с лицом эльфа, редактор «Вог» и большая шишка в мире моды, вместе с мужем бочком подошла к столу. Питер Шеффер читал «Детскую игру». Он сразу направился к Питеру Стайну.
— А вот наконец и детки, — заметила Мэри Уитни.
Появились Лайза и Роб. Криста устремилась к ним на помощь.
— Лайза, ты, оказывается, уже познакомилась с Мэри. Замечательно. А ты, Роб, приглядывал за моей главной клиенткой?
Она говорила торопливо, ощущая эмоциональные вихри, закручивающиеся вокруг стола. Напротив
