вопить. Мне, конечно, плевать, но ведь могут пострадать и другие, абсолютно ни в чем не повинные люди, которые реагируют на Бена не так спокойно, как я.
– А в чем проблема? – деловито спрашиваю я.
– Долго, – выпаливает Бен. – Почему так долго?
Вскакивает и начинает метаться по кабинету. И изливать накопившееся.
Все его дурят. Всем на него наплевать. Все заняты только своими делами. А он тут…
Я откидываюсь на спинку стула и тихонько дремлю с открытыми глазами. Наконец Бен завершает свой спич.
– Юристка сдала документы в миграционную службу и теперь ждет, когда те все сделают, – говорю я.
– Ладно, – подумав, говорит Бен, – тогда поторопи миграционную службу.
– Нет, – отвечаю я. – Нельзя.
– Почему? – Бен искренне удивлен.
– У них срок на это-тридцать дней, – говорю я. – А прошло всего двенадцать…
– Но в прошлый раз все сделали за две недели!!!
Все-таки начал орать. Стекла в шкафу звякают. Но я не стекла-мне это пофиг. Тем более что у меня есть что добавить. И надеюсь, это его успокоит.
– А кроме того, – невозмутимо продолжаю я, – если мы начнем…
Как будет по-английски «качать права»? А, ладно.
– …дергать их, то попадем в черный список и последствия могут быть… – Я развожу руками.
Бен думает. Потом возвращается к своему креслу. Садится.
– Но я уже все распланировал! – неожиданно тоненьким голоском вскрикивает он.
Лучше бы делом занялся, меланхолично думаю я. Хотя… а в чем состоят его обязанности? Я вдруг внутренне оживляюсь. Послушайте, а на самом деле?
– Я так и знала, что ты пойдешь с ней встречаться! – ехидно говорит мне Кэт, когда я докладываю ей о Селезне.
– Встречусь один разочек, – бормочу я, – и она от меня отвянет.
– Ни фига подобного, – заявляет Кэт. – Селезень как жвачка-прилипнет, не отмоешься.
– Кэт, – спрашиваю я, – за что ты ее так не любишь?
– А ты, можно подумать, любишь, – фыркает Кэт.
– Ну так… – говорю я. – Но ты-то прямо рычишь, как только слышишь о ней. В чем дело? Я чего-то не знаю? – спрашиваю я. – А? Давай колись.
И тут выясняется…
Это к вопросу о том, что ты можешь всю жизнь провести бок о бок с кем-нибудь и его душа для тебя так и останется потемками. Сколько я знаю Кэт? Правильно, со школы. То есть сто лет. И что? Вдруг обнаруживаются черные дыры, просто ямы какие-то в моих знаниях о ней. И о Селезне.
Селезень-то, оказывается, наступила Кэт на хвост еще на втором курсе, и Кэт никак не может этого забыть. Потому что такое-и тут я полностью с ней согласна-не забывается.
СЕЛЕЗЕНЬ УВОЛОКЛА К СЕБЕ В КОЙКУ КЭТИНОГО ЖЕНИХА.
Вот прямо так. Заглавными буквами. Да-да, у Кэт был жених на втором курсе. Я его отлично помню. Олежек. Красавчик. Мы тогда все западали на красавчиков. Но чесс сказать, я не знала, что у Кэт с ним все так серьезно.
– Скрывала, да? – говорю я Кэт.
– Да я просто не успела никому ничего сказать, – оправдывается она. – Налетел Селезень и порушил все.
– А потом-то что было? – спрашиваю я.
– Ничего, – отвечает Кэт. – Он еще долго таскался, просил прощения. Стихи писал. А Селезень рыдала по углам. Думала ведь, дура, что стоит ей один раз его заловить, как реки сразу повернутся вспять. А не вышло. Потому что этот идиёт втрескался в меня не на шутку.
Кэт молчит пару секунд, потом говорит:
– А потом он вернулся в свой Норильск, или откуда он там был, и все. Недавно нашел меня на «Контакте», – нехотя признается Кэт. – Прислал фотку. Жена-мы с тобой плюс Юлька в обхвате. Трое детей. Сам-без слез не взглянешь. Жуть, одним словом.
– Повезло тебе, – говорю я.
– Кто знает, – отвечает Кэт. – Если бы не Селезень, могло ведь все быть по-другому…
Неужели «железная Кэт» сожалеет о потерянном счастье? И вот именно это я называю черной дырой в моих знаниях о ней-а не ту страшную историю о Селезне и койке.
Вот теперь уже точно пойду встречаться с Селезнем. И если представится возможность отыграться за Кэт, я ее не упущу…
– Бегом! – в кабинет врывается Мила. – К шефу! – И уносится обратно.
Я лениво встаю и медленно выползаю из своего закутка. К шефу всегда бегом. И всегда непонятно зачем. Особенно если это четыре часа пополудни в пятницу.
– Пермь, – объявил вчера мне Бен, как только я явилась пред его светлы очи.
– Что у нас с Пермью? – лениво осведомилась я.
Опять про налоговый климат будем беседовать, или что?
– Ты едешь в Пермь, – радостно сообщил мне Бен. – Я уже распорядился. Тебе забронировали билеты и гостиницу. Среда, четверг и пятница там, в субботу возвращаешься.
Вскочил из-за стола, подбежал к шкафу, открыл его и стал одеваться.
– Все, – проговорил он, занятый борьбой с шарфом, – иди. Все остальное в понедельник.
– Но… – вякнула я.
– Некогда, – поморщился он. – Убегаю. Пока.
На негнущихся ногах я вышла в приемную. Мила сочувственно смотрела на меня.
– Я говорила ему, – сказала она, – чтобы он этого не делал. Но… – И она развела руками.
Я молча кивнула: мол, и на том спасибо-и побрела к двери.
– Там холодно, – сообщила мне в спину Мила.
Не сомневаюсь. Но дело даже не в этом. У нас тоже не жарко. Просто… я туда не хочу!!! Что мне там делать? И кстати… Я повернулась к Миле:
– Кто еще едет?
Она с жалостью посмотрела на меня: никто.
Кэт утешала меня сегодня как могла. Хотя, по правде сказать, Кэтина манера утешать сильно отличается от среднестатистической. А говорила она следующее:
– Вот здесь-то и весь прикол с твоей работой. Какие бы кучерявые условия ты себе ни выбила, это ничего не меняет.
– Ты это о чем? – уточняю я.
– О том, что тебе всегда кто-нибудь что-ни-будь диктует. Потому что работаешь на дядю. А по какой-то загадочной причине этот дядя вечно хронический придурок.
– Или тетя, – добавляю я.
– Или тетя, – соглашается Кэт. – Не в половой принадлежности суть. Суть в том, у кого средства производства. Карл Маркс в действии, чтоб его!
– Фигня, – возражаю я. – Какие средства производства у моего Бенито? Никаких. А диктует почище любого собственника.
– Твой дорогой Бенито, – заявляет Кэт, – самый паршивый тип работодателя. Потому что сам-пустое место. Они-самые активные по части нагрузить всех вокруг работой. По большей части дурной, как, например, твоя поездка в этот богом забытый лоскут пространства.
– И что теперь делать? – спрашиваю я.
