своей жарой. А может, и тем и другим. С него станется.
Но настроения моего не испортил. Потому что незадолго до его, как обычно, позднего явления в офисе меня поймала О.Д. и сообщила, что мне тоже будет премия. Небольшая, потому что я тут недавно, но тем не менее-праздник! И не потому, что деньги мне душу греют, а потому, что теперь я как все. А не за бортом.
Сидит, хлебает супчик. Нет, не из дома. Хотя его дебелая тетка могла бы и готовить харчи. А может, он их игнорирует, теткинские русские харчи? О, черт, забыла-она ж не умеет! Хотя список курсов я ему составила.
Поэтому Бен хлебает супчик типа «Доширак». То есть ест лапшичку, а остро пахнущую водичку оставляет нетронутой. Отодвигает в сторону корытце, подписывает мои бумаженции, недовольно морща лоб: мол, отвлекают тут всякие. Ну, короче, шеф в своем репертуаре.
Я бормочу «спасибо», сгребаю бумажки и направляюсь к двери. Выхожу в приемную и поворачиваюсь, чтобы закрыть за собой дверь. И что я вижу?
Бен берет корытце с остатками супчика, подходит к окну, распахивает его и выплескивает супчик на улицу. Затворяет окно, возвращается на место и швыряет пустое корытце в мусорное ведро под столом.
Я тихонько притворяю дверь и долго стою в пустой приемной в полном ошизении.
Нет, ну а вы как думали? Под нами, на минуточку, три этажа офисных помещений. А что, если кто-то в этот момент стоит у открытого окна и дышит свежим воздухом? А ему прямо в лицо-Бенитина водица, сдобренная перцем и соевым соусом?
Да даже если никто не стоит (потому что холодно). Даже если все окна закупорены намертво. Лицезрение супчика, приклеенного к замерзшему стеклу, тоже мало кого порадует.
Я поняла, какое у меня будет новогоднее желание-хочу, чтобы Бен отвалил-таки в Лондон. И пусть ему там будет хорошо. Мне не жалко. Лишь бы без меня.
– Красный вам к лицу, – сказал он. – Хотя синий идет больше.
Конечно, синий мне идет больше-потому что под цвет глаз. Но синего нарядного в моем шкапчике нет. А вот красное нашлось. Комплимент, конечно, из разряда неуклюжих, но все равно приятно.
А шла я, между прочим, к Эдику. Всыпать ему по первое число за его вечное нытье. Это же он все время гундит, что его никто не любит и все такое, верно? Так вот, это не так. Эдик был самым популярным челом на нашем корпоративе. Тетки и девицы так и вились вокруг него.
– А ну-ка отойдем. Хочу с тобой общнуться.
– Чего? – вытаращился на меня Эдик.
Мы отошли в сторонку, и я ему говорю:
– И что тебя не устраивает в этой жизни? Почему ты все плачешься по поводу отсутствия женского внимания, а на самом деле…
– А-а, эти, – пренебрежительно протянул Эдик. – Эти не в счет. Они все знают, кто у меня папа и мама, – он поморщился, – потому и лезут. Вот если бы найти кого-нибудь, кто б не знал…
Бедолага. Надо его все-таки с кем-нибудь познакомить. С кем-нибудь, кто полюбит его за его собственную прекрасную ранимую компьютерную душу, а не за родительские бабки.
Не буду писать планы на новый год. Это пошло. Не потому, что все пишут или как минимум думают об этом, а потому, что они никогда не выполняются.
Все. Пошла гулять. До встречи в новом году.
В чем только будет разница между старым и новым-не улавливаю. Просто наступит пятница. И все.
2010
Позвонили все. Ну, то есть очень много народу. Не только с бескрайних просторов нашей родины, но и из очень дальнего зарубежья.
А теперь-ура! Каникулы! Прямо как в школе. План таков (на каникулы я все-таки составила план, иначе пройдут бездарно и потом будет мучительно больно за бесцельно прожитые часы и минуты): испанский- йога-гулять-спать. Последний пункт-самый важный. Вот прямо сейчас к нему и приступлю. Надо же с чего- то начинать. Не с испанского же…
Это я о том, что вернулись Кэт с Юлькой из Новгорода. Вдрызг разругавшиеся. Причем из-за какой-то полной ерунды. А ведь я говорила, что Новгород-это та еще затея.
А еще я подумала, что скоро, совсем уже скоро мы станем склочными, сварливыми старухами. Будем постоянно грызться друг с другом (не верю я, что Юлька отвалит в Лондон), обижаться друг на друга и жаловаться друг на друга третьему сотоварищу. Представила это себе, и как-то стало безрадостно…
5
– Не могу, – стонал он сегодня, когда мы пили глинтвейн в кофейне. – Душит.
– Бросай, – велела я.
Он и бросил. И позвонил час назад-отчитался о проделанной работе.
– Ты что, серьезно? – спросила я.
– Ты ж сказала, – забурчал он.
– Ой, вот только не надо переводить стрелки, – сказала я. – Мало ли что я сказала. Это мое отдельное частное мнение. А жизнь-твоя. Ты сам не хотел. Просто не хотел сам себе признаваться, поэтому ждал, когда кто-нибудь тебе скажет: мол, бросай ее к чертовой матери…
– Ладно, ладно, – перебил меня Тим. – Виновен, признаю. Но все равно тебе спасибо.
Я, конечно, обставила все очень вежливо. Но… думаю, он все равно расстроился. Не потому, что втрескался в меня-уверена, что нет, симптомы не те. Просто когда тебя выбрасывают за борт, это всегда неприятно. Даже если тот, кто тебя выбрасывает, тебе на фиг не нужен.
Короче, наша компания облегчилась на целых два обязательства, и по сему поводу у нас сегодня намечается пьянка и потанцульки.
А мама сказала на все это (случайно позвонила мне, и я ей все растрепала):
– Тоже мне нашли повод. Другие по таким поводам рыдают в подушку, а вы веселитесь. Вы просто ненормальные.
– А кто нас воспитал? – резонно вопросила я.
Хорошо, что мама у меня не без юмора, иначе обиделась бы.
