успокоиться.
— Сколько тебе было, когда произошел Взрыв?
— Восемь с половиной.
— Эта открытка на твой девятый день рождения.
— Знаю. Папа мне ее так и не отдал.
— Она знала, что собирается оставить вас, возможно, даже умереть…
— Или остаться здесь.
— Почему она сделала это только на один день рождения? Почему не на все?
— Может быть, это доказательство того, что она жива. Может быть, она думала, что десятый мы будем отмечать уже вместе.
— Или может, это только одна открытка, которую сохранил твой отец, — продолжает Брэдвел. — Если вещи твоей матери были в Куполе еще до Взрыва, означает ли это, что вы собрались и переехали туда тоже до Взрыва?
— Нам разрешили перевезти несколько личных вещей — не потому что мы знали, что грянет Взрыв, просто на всякий случай.
— Задолго до Взрыва?
— В день Взрыва мы заехали за вещами в нашу маленькую квартирку. Я положил под кровать небольшую коробку с разными глупостями — видеоиграми, плюшевыми игрушками, которые я выиграл в автомате и думал, что мне повезло.
— Когда вы принесли с собой коробки с вещами, мать уже знала, что, возможно, она не будет с вами.
— Думаю, да.
— Уиллакс мог украсть кое-какие вещи, прежде чем бросил свою жену. Специально. Если это так, то это означает, что эти вещи ценны. Знал ли он, что эти вещи важны? Хотел ли он, чтобы ты нашел их и они что-то в тебе взбудоражили? — Брэдвел заводит шкатулку и открывает ее. — А как насчет этой мелодии?
— Что?
— Она что-нибудь тебе напоминает?
— Я же говорил, что это детская песенка, которую мама скорее всего придумала сама. В этом нет ничего такого.
Брэдвел достает за золотую цепочку кулон и смотрит, как, раскинув крылья, крутится лебедь.
Партриджу передается энергия Брэдвела.
— У тебя есть какие-нибудь идеи? — спрашивает он. — Может быть, план?
Над ними, на поверхности, начинает дуть ветер, со стуком гоняющий мусор по улице. Брэдвел смотрит наверх, затем на цепочку кулона, обмотанную вокруг пальцев.
— Знаешь, что могло бы помочь? — говорит он. — Информация о твоей матери.
— Я сомневаюсь, что отвечу на любые вопросы. Я сам ее едва знал.
— Что именно ты знал о ней?
— Она была умна и красива. Они с отцом познакомились, когда были совсем юными.
Партридж берет открытку и начинает вертеть ее в руках, перед ним мелькают воздушные шары.
— Были ли они счастливы вместе?
— А это не слишком личный вопрос?
— Все это нам необходимо, — отвечает Брэдвел.
— Я думаю, в чем-то они были счастливы. Но я не помню, чтобы они смеялись вместе или целовались. Атмосфера в доме всегда была какая-то холодная. Они были несколько формальны друг с другом. Жутко, до дрожи учтивыми. В конце концов, я думаю, она возненавидела его.
— Почему ты так думаешь?
Партридж колеблется:
— Я не знаю. Ведь так иногда бывает, что родители ненавидят друг друга, правда?
— Чем занималась твоя мать?
— Она была лингвистом, — отвечает Партридж. — Она знала массу языков. Отец говорил, что она так же свободно изъяснялась и жестами. Неважно, на каком языке она говорила, она всегда очень активно жестикулировала. — Партридж размахивает руками. — Возможно, она брала меня в Азию, где-то на год, когда я еще был маленьким. У нее была там какая-то работа, перспектива. Она хотела вернуться, сделать карьеру. Я был тогда малышом, мне было около года.
— Это звучит странно, не находишь? Оставить мужа и другого ребенка, чтобы уехать на год с младенцем в Азию?
— Мой старший брат уже ходил в детский сад.
— Тем не менее…
— Я понимаю, что это странно. — Партридж садится в одно из кресел и откидывается на спинку. Брэдвел что, провоцирует его? — Я не понимаю, что странно, а что нормально, если честно.
— Где сейчас твой брат?
— Он мертв, — быстро произносит Партридж, будто это может облегчить боль в груди.
Брэдвел на мгновение замолкает.
— Мне жаль.
Он словно извиняется за многие бестактности, например, за то, что считает жизнь Партриджа легкой прогулкой.
Партридж не рисуется перед Брэдвелом, хотя знает, что мог бы. Вместо этого он говорит:
— Все в порядке.
— Как он погиб?
Партридж отворачивается. Его взгляд блуждает по металлическим стенам, крюкам с нанизанными животными, ящику.
— Он убил себя.
— В Куполе? — недоверчиво спрашивает Брэдвел. — Как мог тот, кому повезло жить в Куполе, убить себя?
— Это не так уж и необычно. И уже не считается бесчестьем, как раньше. Учитывая очень небольшой процент смертей от болезней и теорию ограниченных ресурсов, это по-прежнему ужасно, но больше не рассматривается как эгоизм. Иногда даже воспринимается как щедрость.
— Теория ограниченных ресурсов? — переспрашивает Брэдвел. — Они спланировали апокалипсис, потому что хотели, чтобы Земля выжила, самовосстановилась, и к тому моменту, как они используют свои ограниченные ресурсы, мировые уже будут готовы к использованию. Вот и весь миленький план.
— Ты действительно так думаешь? — спрашивает Партридж.
— Не думаю, а знаю.
— А я знаю только то, что мой брат был хорошим парнем и люди восхищались им. Он был истинной ценностью, и он был лучше, чем я. Лучшим. Есть на свете вещи и похуже, чем самоубийство. Вот как я считаю.
— Например?
— К чему все эти вопросы? У нас есть план?
Брэдвел вынимает из-за пояса нож, кладет лебедя на ящик и встает на колени.
— Что ты делаешь? — спрашивает Партридж.
Брэдвел понимает нож, держась за рукоятку, и быстро, одним движением, обрушивает его на кулон. Живот лебедя трескается пополам.
Не успев обдумать свои действия, Партридж вскакивает и толкает Брэдвела на землю. Он вцепляется в руку Брэдвела, в которой тот держит нож, хватает за другое запястье и начинает давить ему
