делала. Он и не заметил, когда она улеглась рядом с ним.
Проснулся Анджей рано. Арктур только-только позолотил своими первыми лучами вершины, а в долине лежала глубокая тень. Ильма ещё спала, совершенно безмятежно посапывая. Он тихо, чтобы её не потревожить, выбрался из спального отсека палатки, оделся и вышел прогуляться по деревне.
Заборов здесь не признавали. Вокруг домиков стояли шпалеры, по которым вился виноград, кое-где даже висели грозди, стояли широкие, примерно три на три метра, не то лежанки, не то столы высотой от силы по колена, зеленели грядки.
На лавочке около одного из домиков сидел старик. Анджей вежливо поздоровался по-английски. Старик что-то ответил на непонятном языке.
— I don’t understand you, sir! — только и смог сказать Анджей.
Старик поднялся и быстро исчез в доме. «Неужели я нарушил какой-то местный этикет?» — подумал журналист, но тут старик вернулся с планшетным компьютером в руках. Корпус компьютера был из розового пластика и с цветочками. Старик что-то сказал, и компьютер перевёл:
— Извини, я давно забыл эту вашу городскую речь. Вот приходится железякой пользоваться. И то, что-то сослепу свой планшет не нашёл, взял правнучкин.
В этот момент кто-то потёрся о ногу Анджея где-то на уровне середины бедра. Анджей обернулся и увидел кота бело-черной мраморной расцветки, размером с хорошую лайку. Пушистый хвост трубой поднимался где-то до уровня плеча Анджея.
Такая зверюшка с дюймовыми клыками могла бы и напугать неподготовленного человека, но Мара в своё время познакомила Анджея с котом семейства Джоунсов в Порт-Шамбала. Поэтому журналист уже имел представление о том, что такое тагарская пастушеская кошка.
Он почесал кота за ухом. Тот милостиво подставил щёку, но до мурлыканья не снизошёл.
— Ну что, Анмар, познакомился с новым человеком? — спросил кота старик. — Теперь, пожалуй, и на работу пора.
— Ты, если интересно, приходи на пастбище, это тут недалеко километра два выше деревни. Только какой-нибудь компьютер переводящий захвати. Пасти отару работа нехитрая, время на поговорить остаётся.
Старик отложил планшет на лавочку, взял прислоненный к стене длинный посох с кривым концом, и отправился выгонять из овчарни овец.
В этот момент из дома выскочила девушка, или девочка, нет всё-таки девушка, старшего студенческого по спейсианским меркам возраста, в футболке и шортах:
— Дедушка Парвиз, зачем ты уволок мой планшет?
Планшет послушно перевёл эти слова на понятный Анджею язык. Девушка сделала стойку, обернулась на синтезированный голос, и схватила лежащий на лавочке аппарат.
— Он тебе больше не нужен? Давай я лучше твой найду.
Старик что-то буркнул в ответ, махнув рукой. Поскольку он был уже слишком далеко от планшета, тот не счёл нужным это переводить.
— А вы новый аспирант доктора Линдсней? — обратилась она к Анджею на вполне чистом городском диалекте, смеси европейских языков, на которой говорили в Му-Сити — Меня зовут Нэсрин, я вообще-то учусь в Хчыагнуле, в горном техникуме, а к родичам на каникулы приехала.
— Анджей, — представился тот. — Я вообще-то не аспирант, а журналист. Прилетел тут посмотреть, как в системе Арктура люди живут, и мне посоветовали пристроиться к доктору Линдсней в экспедицию.
— Ну тогда вам точно надо подкатить к дедушке Парвизу, чтобы он порассказывал своих историй. А Анмара не бойтесь, он добрый. А то могу наш рудник показать. Подходите часа через два, как раз должен будет вертолёт прийти за недельной добычей.
— Спасибо за предложение. Я пойду пожалуй, а то Ильма, наверное, скоро проснётся, сварю ей кофе.
— Ой, — воскликнула Нэсрин. — Подождтите секундочку. Она исчезла в доме, и через минуту выскочила обратно, таща полбуханки ещё горячего хлеба, кусок овечьего сыра и маленькую пластиковую бутылочку с чем-то белым.
— Вот вам с Ильмой на завтрак. Ей очень нравится мой хлеб.
Когда Анджей вернулся в палатку, Ильма ещё безмятежно спала. Растапливая примус и ставя на него джезву, он то и дело поднимал глаза чтобы полюбоваться её по-детски беззащитным во сне лицом.
Но запах свежесваренного кофе моментально разбудил её и через несколько секунд она была уже на ногах. Ильма быстро сбегала к водохранилищу искупаться, и к тому моменту, когда её спутник нарезал принесённый хлеб, уже устраивалась за импровизированным столом, распустив по плечам мокрые волосы.
— О, ты уже познакомился с Нэсрин, — заметила она, принюхавшись к хлебу.
— А что, здесь у каждой хозяйки неповторимый уникальный рецепт.
— Не у каждой. Но Нэсрин — отдельное явление. Она ещё в возрасте подмастерья обожала кулинарные эксперименты. А поскольку она не совсем скэттерлинг, то и не особенно чувствует себя связанной традициями.
— Если она не совсем скэттерлинг, то кто? Вроде же типичнейший для Агнульских гор дом, и типичнейший традиционный прадедушка-пастух.
— На самом деле, все Агнульске горы — не совсем скэттер. Тут что ни хыгр, то какая-то нетрадиционная связь с внешним миром. Вот, Ихран, например, горный перевал, дорожная служба. Вайкен — вообще наполовину театрализованная деревня, аттракцион для туристов. Кермак — контора природного резервата. А Айол — рудник редкоземельных элементов. Этого практически не видно, бактериальное выщелачивание не та технология, которая требует огромных горных разработок и кучи народу, весь рудник обслуживают три-четыре семьи, но на самом деле родственники Нэсрин это горнопромышленники, а не пастухи или фермеры. Поэтому она и учится на горного инженера.
— Она обещала мне рудник показать.
— Ну сходи с посмотри. Я буду заниматься тут совершенно скучными и неинтересными опросами. А ты лучше погуляй по окрестностям. К Нэсрин на рудник вон сходи, к старому Паврузу на пастбище.
— Ты тут всех знаешь?
— А то! Я тут уже скоро пятнадцать лет ежегодный мониторинг веду.
В назначенный момент Анджей подошёл к дому дедушки Павруза. Нэсрин уже была готова к походу на рудник и ждала на завалинке. Одета она теперь была не в футболку и шорты, как утром, а в брюки и куртку, вызывавшие представление о какой-то форме. На рукав была нашита эмблема, изображавшая гору усеянную разнообразными химическими символами, и надписью «Ayol sallsynta jordartsmetaller gruvor». Офицерская планшетка, висевшая через плечо замечательно дополняла этот почти милитаристский образ.
По горам Нэсрин бегала с такой скоростью, что Анджей запыхался к тому моменту когда они поднялись по узкой тропинке к руднику. Рудник представлял собой довольно большую пещеру, закрытую металлическими воротами, перед которой была расположена вертолётная площадка.
Девушка открыла маленькую дверцу в воротах и пригласила гостя внутрь.
Внутри было более-менее обычное индустриальное помещение. Грубые стены со следами камнерезного инструмента, ровный бетонный пол. Вдоль стены тянулся ряд каких-то странных аппаратов, связанных системой труб, уходивших куда-то вглубь горы по узким штрекам. Посреди пещеры стоял автопогрузчик, а у противоположной стены — невысокие штабеля металлических слитков на паллетах.
Нэсрин пробежалась вдоль аппаратов, извлекла из трех из них по слитку с кирпич размером, и бросила их на какие-то, видимо, соответствующие, штабеля. Потом вытащила из сумки планшетный компьютер и, видимо, внесла эти слитки в какие-нибудь ведомости.
Тем временем за воротами уже раздавалось гудение вертолёта. Когда оно изменило тональность, свидетельствуя о том, что машина прочно угнездилась на площадке, девушка вытащила засовы, и жестом попросила Анджея помочь открыть ворота.
Хвостом к воротам стоял довольно здоровый вертолёт. Открытые створки кормового люка открывали салон размером примерно с автобус. Нэсрин подошла к пилоту, который стоял у люка и что-то с ним стала
