— Вот, так гораздо быстрее. Но обязательно прыгать вдвоем, тогда изменение позы обеспечивает достаточную маневренность.
— Я бы так не рискнул.
— И не рискуй. Ты же не пилот. Вот после пары сотен часов на тренажерах и стольких же в настоящем флиттере или полуатмосферном истребителе уже можно так развлекаться. И то видел бы меня Келли — уши бы надрал за то, что перед парнем выпендриваюсь.
Они уже спустились по «спице» колеса жилой палубы достаточно далеко, чтобы начал чувствоваться вес.
— А ты выпендриваешься? По-моему, ты меня старательно избегаешь.
— Ну… я бы и перед девчонкой-новичком так же выпендривалась. А тебя я избегаю, потому что у тебя времени в обрез. Если вместо того, чтобы осваивать технику работы в невесомости, ты будешь ко мне клеиться, что я потом Ладке скажу?
На этом месте ноги Карла коснулись ворсистого пластика жилой палубы, а его ноздрей достиг запах обеда, и он решил не уточнять, доставляют ли Маре удовольствие его ухаживания.
Прогулка в Шонбрунне
На Вену опустилась золотая осень.
По этому поводу Анджей вытащил Мару на прогулку по венским паркам. Чтобы не беспокоиться по поводу флиттера, оставленного без присмотра, Мара припарковала его во дворе коттеджа Анджея.
Может быть, Поль Рандью и не согласился бы с некоторыми байками из истории Вены, которые рассказывал Анджей во время этой прогулки, объявив их недостоверными городскими легендами. Однако Мара была в восхищении и задумалась над тем, какое путешествие можно было бы устроить Анджею взамен, чтобы отдариться за эту красоту. Разве что межпланетное… Она не осознавала, что это уже был ответный подарок — за спутники и Барьерный Риф.
Где-то на пути от дворца Шенбрунн к Тиролергартену, где регулярный парк Шенбрунна переходит в полудикий Максинг-парк, Анджей и Мара оказались одни на аллее. Не только ни одного гуляющего по парку человека в пределах видимости, но и ни одного заслуживающего рассказа объекта. Анджей замолчал, переводя дух, и смотрел при этом исключительно на Мару.
— По-моему, тебе хочется обнять меня за талию, — вдруг сказала она, ехидно скосив глаз.
Анджей на миг задумался. И ведь правда, хочется. Телепатка чертова. Он протянул руку, держа её в нескольких сантиметрах от синего кителя:
— А ты не возражаешь?
— Не возражаю, если ты знаешь, где у девушки граница талии.
Подобное высказывание в адрес мужчины вдвое старше Анджей счел почти возмутительным. Но через несколько секунд, когда его рука, уже плотно прижимавшая Мару, немножко сдвинулась вверх, она уперлась во что-то твердое у нее под мышкой.
— Ага, не знаешь! — улыбнулась Мара. — Граница талии у спейсианки проходит на полтора сантиметра ниже кобуры.
— Вот интересно… — задумчиво проговорил Анджей. — А во сколько лет у вас, спейсиан, наступает возраст согласия?
Внезапно Мара напряглась всем телом так, что чуть не вырвалась из его объятий.
— Значит, как туристов на Бали таскать из-под развалин, я взрослая. Как спутники ловить, я взрослая. А как с парнями обниматься… — она замолчала и через секунду прижалась щекой к его плечу. — Прости… Видимо, я все-таки недостаточно взрослая, чтобы быть уверенной в собственной взрослости. Или со шварцвассеровскими студентами переобщалась…
Анджею показалось, что она чуть не плачет. Он взял ее голову в ладони и наклонился к ней — просто приласкать, осушить слезы. Но эти чертовы спейсианские очки скрыли слезы, если они и были. И вдруг губы их соприкоснулись, и это было как удар молнии для обоих.
— А мне понравилось. Вот, — с ехидной улыбкой заявила Мара, когда они наконец оторвались друг от друга.
— И что теперь? — слегка недоуменно спросил Анджей.
— Не знаю, — Мара внезапно стала серьезной. — Мне почему-то кажется, что я над тобой жестоко издеваюсь.
— Это почему?
— Да так… По этой части у меня почему-то все получается по-идиотски. У нас нет понятия совершеннолетия как такового. Есть десяток отдельных прав, которые можно получить, сдав экзамен. Экзамен на право заниматься сексом можно сдавать, начиная с момента, когда это физиологически возможно, но обычно никто не торопится. Хотя считается, что к моменту окончания высшей школы этот экзамен должен быть сдан. Но, как правило, его сдают, когда на горизонте появляется кандидат. Я же сдала этот экзамен полгода назад, не имея в виду никакого конкретного парня, ради которого мне могло бы понадобиться это право. А все из зависти. У Лауры с Мишелем их детская дружба перешла во что-то другое, и они решили, что надо бы сдать экзамен. Не могла же я позволить, чтобы Лаура хоть в чем-то меня обошла! Я пошла и тоже сдала этот экзамен. А потом соблазнила одного парня, приятеля брата. Потому что мало иметь право, надо же его реализовать. На следующий день хотела похвастаться перед Лаурой, но увидела, какими глазами она смотрит на Мишеля, и поняла, что сделала что-то совершенно не то. А что именно не то, не понимала до сегодняшнего дня. До этого твоего поцелуя, — Мара шмыгнула носом. — Теперь ты… Ты с первой встречи смотришь на меня не просто как на человека, а как на женщину. А уж после того купания на Барьерном Рифе просто раздеваешь взглядом каждый раз. И мне это нравится. Но я чувствую, что еще один такой поцелуй, и ты будешь готов дать мне клятву «Пока смерть не разлучит нас». Ты гораздо старше, у вас в этом возрасте уже принято создавать семью и заводить детей. А я еще Академию не закончила, мне пока замуж рано, мне карьеру делать надо. Вот получу в марте погоны, затем назначение на какой-нибудь корабль — и улечу. В лучшем случае на годы, если какой-нибудь шияар не окажется удачливее меня, — она чуть отвернулась, отводя взгляд, словно забыв, что за очками Анджею не разглядеть ее глаз. — У нас вообще считается, что юношеские привязанности неустойчивы. Поэтому я боюсь, что через полгода ты мне надоешь. А я тебе — нет. И ты будешь страдать. И если тебе не нужна девушка, которая не верит в собственную верность, лучше сразу пошли меня подальше. Твои же нервы целее будут. Вот такая я маленькая стерва. Делай со мной, что хочешь… — к концу этого монолога Мара уже явственно всхлипывала.
Получив такой карт-бланш, Анджей подхватил девушку на руки, прокружился с ней оборота три вокруг себя и крепко поцеловал. Когда он поставил ее на парковую дорожку, она уже улыбалась.
— По-моему, после таких откровений тебя надо долго отпаивать чаем, — усмехнулся Анджей. — Пойдем, отсюда до моего дома полчаса быстрым шагом.
— Ты думаешь, мы с тобой сейчас в состоянии идти быстрым шагом? Хотя… Давай действительно пойдем быстрым шагом, а не в обнимку.
Они вышли из парка и молча пошли по узкой улочке, утопавшей в старых деревьях почти так же, как только что покинутая парковая аллея.
Минут через пять Анджей сказал в пространство:
— Никогда не думал, что можно обниматься и целоваться с девушкой, у которой ни разу не видел цвета глаз. Ты даже в лагуне купалась в очках. Всю тебя я видел, а глаза — нет.
— Анджей, ты невнимателен, — рассмеялась Мара. — Ты полдня просидел рядом со мной в диспетчерской и не обратил внимания, что там мы все были без очков. А то вообще ужасная картина получается: всякие антиспейсовцы в Хохшвабе видели мои глаза, а ты, который мечтает посмотреть в них с нашей второй встречи — помнишь, в кафе около Штефансплац? — так в них и не заглянул.
Наконец они подошли к дому Анджея.
— Ну как, ты решил? — вдруг спросила Мара, когда они вошли в гостиную.
— Что я должен был решить? — удивился Анджей.
