тебя свой верный Мйольнир!
Её это совершенно не напугало. А дядя Базиль смеялся от души.
Отсмеявшись, дядя Базиль потащил меня в спортивный зал. Зал у них был какой-то бедненький, хотя и большой, ну канаты, ну шведская стенка, ну брусья. Тренажеров никаких нет, даже велосипедного и гребного, бегущих дорожек тоже нет. Зато баскетбольные кольца и ворота то-ли для мини-футбола, то-ли для гандбола. Ну и волейбольную сетку есть где натянуть. В общем, заточено под командные виды спорта.
Там он сдал меня ещё одному преподавателю, представленному уже не как «дядя», а как «герр Клаус», и тот начал меня гонять по всяким упражнениям, проверяя качество моей физической подготовки. Мучал меня часа три, но вроде остался мной доволен. Когда он сказал: «Можешь идти переодеваться», я поинтересовался, собирается ли он меня экзаменовать в тире и в бассейне. Оказалось, что ни того, ни другого в интернате не предусмотрено. В бассейн они раз в месяц водят детей в какой-то общественный, а стрелять, разжигать костер и укладывать рюкзак вообще не учат. Впрочем, мою готовность сдавать эти предметы герр Клаус отметил.
Вечером я подловил ту девочку, которая дразнила меня стишком про мышиный праздник, и стал выяснять сама она его сочинила, или откуда взяла. Оказалось, что Матильде, (так её звали) этот стишок читала мама из какой-то старинной-старинной книжки. Вообще Матильда ещё полгода назад жила с родителями. Но родители погибли в какой-то катастрофе, и она попала в этот интернат. Возможно, именно поэтому с ней было гораздо интереснее, чем с другими интернатскими детьми, с которыми и поговорить-то не о чём.
На следующий день я почти весь день провел в их компьютерном классе. Это жуть какая- то а не компьютерный класс. Нельзя так издеваться над хорошими компьютерами. Средств программирования никаких нет, доступ в сеть только на небольшой список разрешенных сайтов, среди которых парочка энциклопедий, парочка совершенно детских онлайновых игр и одна неплохая карта Земли со спутниковыми снимками и панорамами. Ну не удалось погулять по земным городам, хоть так посмотрю.
Там меня поймала Матильда, сначала показывала на этих картах места, где она жила с родителями, а потом стала жаловаться что здесь почитать нечего. Даже «Джейн Эйр» нет. Далась ей эта «Джейн Эйр»! Я как-то заглянул Гудрун через плечо, когда она это читала. Ну занудство же полное и розовые сопли. Но девчонкам почему-то нравится.
— Хочешь, лучше дам «Сталки и Ко», — предложил ей я. — Это тоже про интернат. И тоже нет в этой как бы библиотеке. Наверное, потому что там кошек стреляют из мелкашки.
Почему-то её эта идея не воодушевила. Но у меня же, как и у любого спейсианина в коммуникаторе пара сотен мегабайт художественной литературы. Естественно, «Джейн Эйр» там тоже нашлась. Я отдал ей коммуникатор и она спряталась с ним в уголке игровой за кадкой с пальмой. А я продолжил изучать что на Земле делают из нормальных компьютеров.
Через полчаса я услышал Матильдин писк: «Отдай!». Я выскочил в игровую. Там Лабан, мальчишка который рос в приюте с самого детства, пытался отобрать у Матти мой коммуникатор. Думал что легко справится с девчонкой. Но коммуникатор-то был мой. А я его на полголовы выше и в плечах шире. Не знаю чему у них там в приюте на физкультуре учат, но точно не нормальной борьбе. В общем, пришлось мне ему немножко объяснить, что девчонок вообще трогать неправильно, а отбирать у девчонки вещь, которую ей дал попользоваться я — безумно непредусмотрительно.
Надо отдать Лабану должное, поднимать шум и вмешивать в наши дела взрослых он не стал.
После того, как я сделал ему достаточное внушение, и отпустил, он стал пытаться объяснить мне что неподконтрольный учителям компьютер это круто, потому что на нём можно смотреть порнуху. Я, надо признаться не сразу понял что это такое. «Ну это где мужики теток пялят» — пытался объяснить он. Мне его даже жалко стало. Если с самого детства расти с таким ограниченным доступом к информации, то откуда ж набраться нормального словарного запаса.
Наконец до меня дошло, что всякие эвфемизмы земляне обычно используют когда речь заходит о сексе. Не то чтобы я много общался с землянами, но в старых книгах оно всегда так. Этот процесс никогда не назовут прямо. Что забавно, Лабан это слово знал. Откуда-то значит у них информация берётся кроме этой безжалостно прополотой библиотеки.
Я пожал плечами и посоветовал ему лучше начать интересоваться фильмами с боевыми искусствами. Может быть это поможет ему в следующий раз не быть так легко побеждённым.
Он, косо на меня посмотрев, ушёл. И тут я увидел, что Матти смотрит на меня с ужасом.
— Ты чего?
— Ты так легко смог ему сделать больно?
— Я старался ему делать не очень больно. Только чтобы он почувствовал что я сильнее.
— Все равно мне как-то не по себе. То ты добрый, шутишь насчет бога Тора и даёшь книжку почитать, то вдруг мгновенно начинаешь бить.
— Ну обстановка изменилась. Когда кого-нибудь защищаешь так всегда. Пасешь, скажем, коров смотришь по сторонам, а сноутроттер как выскочит…
Вот так вот — сначала защищаешь и при этом пугаешь, а потом сам же успокаиваешь. Всё-таки ненормальное у них воспитание, даже в семьях. Наша бы девчонка ни за что не стала пугаться парня, который за неё вступился.
На следующий день меня потащили в суд. Оказывается у них там так устроено — сначала отбирают ребёнка у родителей и помещают в приют, а потом этак дня через три собирается суд и решает, стоило отбирать или нет.
На суде я увидел своих родителей. Но подойти к ним мне не дали. Не положено. Хотя казалось бы, даже если родители такие, что меня надо от них спасать в сиротском приюте, здесь, где кругом полиция и всякие прочие судейские, мне ничего не грозит. Ну хоть ручкой друг другу помахали.
Какие-то тётки из службы опеки или как там у них называется, утверждали что меня содержат в недопустимых для ребенка условиях. Потом опрашивали дядю Базиля по поводу того, что в результате этих ненадлежащих условий получилось. Он рассказал что ему давно не приходилось видеть столь надлежащим образом воспитанного ребенка. Что я веду себя на два, а то и на три года старше своих лет.
Потом выступал врач, который меня осматривал в первый день. Сказал, что да, конечно, есть следы заживших травм, шрамы, но видно что ребёнок получал после травм надлежащее лечение. Ещё бы, мама-то у меня заведующая хирургическим отделением легэндской больницы. Она как возьмется лечить так не выпустит, пока совсем здоровый не станешь.
Я уже было понадеялся, что меня родителям отдадут. Но не тут-то было.
Докопались до того, что у родителей нет места постоянного жительства. На Земле, в смысле. Поэтому постановили их выслать с Земли по месту постоянного жительства (ну где логика), а меня оставить в приюте.
Вернувшись в приют, я вытащил свой коммуникатор, думая посмотреть фотографии, и увидел что горит значок «Получено сообщение».
Смотрю, а оно от папы. Ура, да здравствуют наши колониальные телефоны, которые умеют передавать сообщения друг другу напрямую.
«Держись, мы тебя обязательно вытащим. Включи в мессенжере режим Space Direct. Пиши на earth!consul».
Я, конечно, полез этот режим включать. А потом полез читать в малой энциклопедии, которая у меня, как и у всех мальчишек с фронтира, в коммуникаторе локальная, что это такое. Оказалось, что мой телефон может связываться не только со специальными спутниками СНМ, но и с любыми мимо пролетающими космическими кораблями и передавать короткие сообщения.
