правоохранительных органах. Так, согласно постановлению наркомата юстиции от 23 июля 1918 г. «Об организации и действии местных народных судов» постоянные народные судьи и очередные заседатели должны были избираться исключительно из числа лиц обладающих правами голоса[304]. В постановлении НКВД и НКЮ «Об организации советской рабоче-крестьянской милиции» от 12 октября 1918 г. особо оговаривалось, что «на должности по советской милиции могут быть назначены только лица… пользующиеся активным и пассивным избирательным правом в Советы депутатов по советской Конституции»[305]. По декрету ВЦИК от 30 ноября 1918 г. о народном суде РСФСР постоянными народными судьями и очередными народными заседателями могли быть только лица имеющие избирательные права[306]. В последующих законодательных актах, касавшихся судебной системы и правоохранительных органов, указывалось, что на ответственные должности в них назначаются граждане не лишенные прав голоса.
Лишенцы не получали работы и в контрольных органах. По декрету ВЦИК от 8 февраля 1920 г. «О рабоче-крестьянской инспекции» в её рядах мог состоять «всякий трудящийся, пользующийся правом выбора по Конституции РСФСР»[307]. В постановлении 2-ой сессии ВЦИК Х-го созыва от 5 июля 1923 г., вносившего изменения и дополнения в положении о судоустройстве РСФСР, указывалось, что лица, лишённые избирательных прав, не могут быть судебными исполнителями и нотариусами[308]. Основы советской законодательной системы были окончательно закреплены постановлением ЦИК СССР от 29 октября 1924 г. В нём, в частности, указывалось, что судьёй может быть каждый советский гражданин при условии наличия у него избирательных прав[309]. Согласно «Уставу службы по местам заключения», утвержденному постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 23 марта 1925 г., на административно-строевую службу в тюремные учреждения принимались только те граждане, которые могли «пользоваться избирательным правом в Советы по Конституции РСФСР»[310]. В первом общесоюзном «Положении об органах милиции», утверждённом СНК СССР 25 мая 1931 г также содержалось требование принимать на работу в органы внутренних дел только лиц, обладавших правами голоса[311].
Лишенцам было запрещено занимать ответственные должности в советских, профсоюзных, кооперативных учреждениях. Несмотря на то, что законодательство не содержало прямых указаний об изгнании с работы на государственных предприятиях лиц лишенных избирательных прав, руководство на местах, в случае потери работником избирательных прав старалось под различными предлогами избавиться от него. Иногда изгнание с работы следовало непосредственно сразу за лишением человека избирательных прав. Так, в 1925 г. жительница деревни Кресты Екимовичской волости Рославльского уезда А. П. Трегубова была лишена избирательных прав за то, что находилась «в частичной материальной зависимости» от своих братьев — владельцев частного предприятия. После этого её, «как кулацкий элемент», немедленно уволили со службы в местном волостном исполкоме, где она работала машинисткой [312].
Потерять работу можно было и за родственные связи с лишенцами. Летом 1929 г. в ходе «изучения следственного аппарата» прокуратуры Вяземского округа окружным прокурором выяснилось, в частности, что «нарследователь 7-го участка Котиков… женился на дочери бывшего крупного торговца, лишенного избирательных прав и переехал жить к нему на квартиру». Это обстоятельство, а также сведения о «якшании Котикова с антисоветским элементом», привело к увольнению его со службы[313].
Во время чисток, регулярно проводившихся в государственных учреждениях, среди первых жертв очень часто оказывались лишенцы. Их выгоняли с работы как представителей «чуждого элемента». Такие чистки особенно часто начали проводиться со второй половины 1920-х гг. В ходе ликвидации «Смоленского нарыва» летом-осенью 1928 г. в советских, кооперативных, образовательных учреждениях Смоленской губернии была организована широкомасштабная чистка, в ходе которой потеряли место работы многие лишенцы[314]. Она затронула и образовательные заведения губернии. Выяснилось, что среди преподавательского состава школ было немало лиц лишённых избирательных прав.
Как складывалась их судьба во время чистки можно проследить на примере заведующего Окрутовской школой 1-ой ступени Монастырщинской волости Смоленского уезда В. А. Евцихевича. Будучи выходцем из помещичьей семьи, он был лишён избирательных прав в середине 1920-х гг. 28 января 1927 г. губернская избирательная комиссия восстановила Евцихевича в правах, принимая во внимание, что его активную общественно-полезную работу, лояльность к советской власти и «то, что он не был выселен по декрету от 20 III 25 г.». Однако уже в 1928 г. он был снова лишён избирательных прав. Сельская избирательная комиссия на своём заседании 11 июня 1928 г. отказала Евцихевичу в восстановлении в правах, «как социально вредному человеку ведущему разлагательную политику в школе к изжитию комсомольской организации»[315]. Кроме того, в вину ему ставилось нелояльное отношение к советской власти и поддержание отношений с выселенными братьями. 30 июня Евцихевич обратился в Смоленский губернский отдел просвещения с жалобой. В ней он говорил о травле организованной против него комсомольцами — активистами. Евцихевич писал: «местная ячейка ВЛКСМ старается использовать против меня создавшееся положение в Смоленской губернии, как месть и желание выгнать меня из школы, что не удалось прямым путём»[316]. В местной избирательной комиссии по его словам оказалось трое комсомольцев, которые и настояли на лишении его избирательных прав. Обращение Евцихевича по поводу восстановления его в правах поддержали граждане деревень округа. 8 августа 1928 г. правление Смоленского губернского отдела просвещения ходатайствовало о восстановлении В. А. Евцихевича в правах перед Смоленским уездным исполкомом. Тем не менее, несмотря на такую поддержку, президиум Смоленского УИКа на своём заседании 17 августа 1928 г. вынес следующее постановление: «ходатайство гражданина Евцихевича Василия Алексеевича о восстановлении в избирательных правах — отклонить, оставив его в списках лишённых избирательных прав. Предложить Смоленскому уездному отделу народного образования снять Евцихевича с работы»[317].
В тоже время, как указывалось в сводке информационного отдела ОГПУ составленной в начале 1929 г. и посвященной политическим настроениям сельской интеллигенции при ликвидации «Смоленского нарыва» «массовой чистки учительства не проводилось, лишь отдельные лица были сняты с работы с работы за явно дискредитирующие поступки»[318]. Благодаря этому многие лишенцы, продолжали преподавать в школах губернии. В сводке ОГПУ сообщалось, что «состав учительства Смоленской губернии в значительной степени засорен антисоветским и классово-чуждым элементом… Среди учителей обслуживающих сельские школы, имеется большая прослойка бывших офицеров, торговцев, попов, детей помещиков и кулаков и лиц, лишённых избирательных прав». Далее приводились конкретные факты — в Досуговской школе-семилетке Монастыршенской волости, например, работали учителями бывшая помещица Маслова — Меренова, выселенная в 1928 г. из своего поместья и лишённая избирательных прав, а также сын священника Залесский, лишенный прав голоса. В Коровинской школе Ярцевской волости Ярцевского уезда преподавал сын полицейского Т. А. Тарутьин, лишённый избирательных прав[319].
В «значительной степени» был «засорён социально-чуждым элементом» к началу 1929 г. и состав медицинских работников Смоленской губернии. Среди санитаров, врачей, обслуживающего персонала и даже в среде руководства больниц, амбулаторий, санаториев было немало лиц, лишённых избирательных прав. Так, в Преображенском санатории Кардымовской волости Смоленского уезда работала счетоводом «Загнетьева П. В., лишённая избирательных прав, исключенная из профсоюза, бывшая помещица, жена расстрелянного польского шпиона, содержалась в тюрьме 2 года». В Бохотской волости Смоленского уезда заведующим Ново-Михайловским медпунктом работал К. П. Саблин, о котором сообщалось, что он «лишен избирательных прав, имеет кулацкое хозяйство, батраков и подённых рабочих. До 1928 г. служил в УЗУ, откуда был вычищен»[320].
К началу 1930 г. среди учителей и медицинских работников Западной области процент лишенцев был по-прежнему велик. Даже среди руководящих работников образования и здравоохранения встречались лица, не имеющие прав голоса. Так, директором профтехшколы в г. Севске был «Кириллов — сын торговца, лишённого избирательных прав, вступивший в комсомол под маркой крестьянина — бедняка». Столярной
