педагогического техникума в Смоленске из него была исключена студентка Фабер. Её отец оказался торговцем лошадьми, лишённым за это занятие избирательных прав. Брат Фабер «при чистке ВКП (б)… был исключён из партии как чуждый». Как выяснилось при чистке «социальное лицо Фабер скрывала её подруга, кандидат партии Певзнер, за это она получила от партийной ячейки выговор»[545].
Взрослые лишенцы при возможности сами помогали своим детям скрыть своё происхождение и тем самым обрести более высокий социальный статус. В 1928 г. священник села Ослянка Хиславичской волости Рославльского уезда Пушкин благодаря своей дружбе с членами местного сельсовета получил благоприятную для себя справку о социальном положении. После этого его дочь и сын поступили в педагогический техникум, и им даже выплачивалась стипендия. Однако в начале 1929 г., в ходе избирательной кампании, об этом узнали уездные власти. В результате дети священника Пушкина были исключены из техникума[546].
Однако не все дети лишенцев отрекались от своих родственных связей, ради обретения «места под солнцем». Более того, некоторые из них готовы были заступиться за своих родителей или родственников лишённых прав голоса. В начале 1930 г. в школе второй ступени города Почеп Клинцовского округа сын лишенца Лисеев, когда его пытались отправить на субботник, заявил: «Отца хлебозаготовками в деревне притесняют, а меня здесь субботниками»[547].
В начале октября 1930 г. была лишена избирательных прав жительница города Невель С. Л. Буракова. Основанием для лишения её прав голоса стало то, что три года она была замужем за крупным торговцем — лишенцем и находилась на его иждивении. После лишения Бураковой избирательных прав её совершеннолетние сыновья не только не отреклись от своей матери, но и направили в адрес Невельского горсовета «обязательство», следующего содержания: «Мы… граждане посёлка Локня Локнянского района Бураковы Илья и Хаим, рабочие пригородного хозяйства… даём настоящую подписку своей матери Бураковой Сосе Лейбовне… в том, что мы обязуемся её содержать на своём иждивении, высылая ежемесячно по месту её жительства на содержание соответствующие продукты питания, о чём и даём настоящую подписку»[548]. Рассмотрение дела Бураковой затянулось на несколько лет. 21 августа 1933 г. она отправила жалобу на неправильное лишение избирательных прав в Западный облисполком. В ней, беспокоясь за судьбу своих детей, С. Л. Буракова писала: «убедительно прошу ускорить разбор и выяснение т. к. данным недоразумением не могу жить совместно на старости лет с детьми рабочими, дабы не позорить их»[549] .
Отчуждение между лишенцами и обществом сохранялось вплоть до отмены самого института лишения избирательных прав по социальным причинам. Даже те лишенцы, которые сумели как-то устроиться в бытовом и экономическом отношении, жили в атмосфере постоянного страха. Некоторым из них, в том числе тем, кто возвращался из ссылки после постановлений 1931 и 1934 гг., удавалось найти хорошую работу, которая давала возможность прокормить семью. Но это не снимало с них клейма изгоя. Как правило, такие граждане вынуждены были терпеть неприязнь и недоброжелательное отношение со стороны окружающих людей.
Дочь «раскулаченного» и высланного на Урал в 1931 г. крестьянина деревни Стропино Смоленского района К. Петрочкова так описывает возвращение на родину: «Нашей семье в 1933 г. из-за малых детей разрешили уехать на родину, но не в свою деревню, отец оставался „лишенцем“. С трудом удалось отцу устроиться плотником на стройку, пришлось и мне с пятнадцати лет работать. Теперь наши деревенские нам завидовали: мы получали всё же хлеб по карточкам, а в деревне, особенно в 1933–34 годах был голод, как результат сплошной коллективизации»[550].
У лишенцев иногда ещё находились покровители, помогавшие им устраиваться на работу и получать те льготы и привилегии, которые полагались полноправным гражданам. Но таких людей было немного. Если об их помощи лицам, лишённым прав голоса становилось известно, они подвергались строгим взысканиям. Так, 24 января 1934 г. решением бюро Издешковского райкома ВКП (б) был снят с работы и исключён из партии заведующий районной конторой «Союзмолоко», который «держал в аппарате детей лишенцев и представлял их к премии»[551].
Некоторым лишенцам, благодаря либерализму местных руководителей удавалось устроиться на работу даже в органы власти. Так, в конце 1934 г. инструктор областного исполкома, проверявший подготовку к выборам в Ленинском районе, выяснил, что секретарём Хотылецкого сельсовета «был лишенец»[552].
Возможность восстановится в избирательных правах, которую власть давала сосланным кулакам, воспринималась ими с одной стороны как желанное обретение утраченного социального статуса, но с другой стороны вызывала и недоверие, и различные подозрения. Вот как бывший спецпереселенец Э. Касперович в своих воспоминаниях описал реакцию на известие о постановлении 27 мая 1934 г.: «Краевым и областным комитетам было разрешено в качестве особой меры поощрения досрочно восстанавливать в правах переселенцев, в первую очередь из молодёжи, доказавших своё лояльное отношение к Советской власти, проявивших себя на производстве и активно участвующих в общественной жизни. Всё это, понятно, были всего лишь слова, веры в них особой не было, да только ведь „тьмы низких истин нам дороже, нас возвышающий обман“[553].
В избирательную кампанию 1934–35 гг. активность лишенцев была невелика. Основными причинами этого были по-прежнему как общее сокращение числа лица лишённых прав голоса в пределах Западной области, так и страх репрессий и преследований. Главной задачей большинства потенциальных лишенцев оставалось — не потерять избирательные права. Многим это удавалось за счёт родственных и дружественных связей в органах власти. Так, в ходе подготовки к выборам в составе сельских избирательных комиссий Оленинского района было „выявлено три бывших кулака-торговца, которые скрыли 4-х кулаков подлежащих лишению избирательных прав“.
В избирательную комиссию Балахоновского сельсовета „пролез кулак Судаков, который своё пребывание в избирательной комиссии использовал для укрытия от лишения избирательных прав бывшего жандарма и полицейского“[554]. В Синьковском сельсовете Клинцовского района в кампанию 1934–35 гг. был впервые лишён избирательных прав бывший жандарм Д. И. Володченков, „который участвовал в своё время в подавлении восстания рабочих и крестьян в ряде городов России, не лишали его потому, что его родственники были в сельсовете до 1934 г.“[555]. Княжинский сельсовет Суражского района возбудил ходатайство „о восстановлении кулака Баблак Григория и его жены в избирательных правах как исправившихся“. Инструктор президиума ВЦИК, находившийся в это время с инспекцией, в данном районе выяснил, „что указанный кулак до 5 ноября не уплатил сельхозналога и самооблажения“. Кроме того, „от граждан поступило заявление, что председатель сельсовета т. Ойстрик пьянствует с этим кулаком и берёт взятки (хлеб, картофель и прочее), и поэтому сельсовет ходатайствует о нём“. Инструктор передал собранный материал в местную прокуратуру „для расследования и привлечения к ответственности“[556]. В результате проверки подготовки к выборам в Стужинском сельсовете Суражского района было обнаружено „19 лишенцев, которые сельсоветом не были включены в списки лишенцев“[557].
В 1934–35 гг. лишенцы ещё пытались выступать на избирательных собраниях и предвыборных митингах, но такие попытки в это время были очень редкими. К примеру в ноябре 1934 г. на заседании Вырубовского сельсовета „сын бывшего лишенца“ А. Петров „выступил с заявлением, что если мы живём в свободном государстве, то на выборах нужно участвовать всему народу“ [558].
Последний всплеск интереса общества к лишенцам был связан с обсуждением проекта Конституции СССР в 1936 г. После опубликования проекта основного закона на местах было организовано его „всенародное обсуждение“. Большой интерес вызывала 135-я статья, в которой говорилось о всеобщем избирательном праве. Это положение вызывало недоумение и нередко — отрицательную реакцию. Большинство граждан воспринимали лишенцев как врагов общества и государства, людей которые являются помехой на пути страны к „светлому будущему“. В материалах Западного обкома партии посвященных обсуждению проекта Конституции отмечалось, что „на любом собрании, во время бесед, читок и т. п.“ очень часто звучит вопрос: „Почему попам и кулакам предоставляют права голоса — они враги
