народа?“[559].
В кампании по разъяснению главных положений нового основного закона были задействованы значительные кадры партийных и советских работников, пропагандистов, учёных-правоведов. Многие из них старались доказать и обосновать необходимость большей демократизации избирательной системы и отмены института лишения прав голоса. Профессор Смоленского педагогического института В. Н. Русских писал в статье, посвященной новой Конституции: „Существенно важным является, что тот, кто был раньше урезан в правах на получение высшего образования, в выборе профессий, усовершенствований по окончании высшего учебного заведения, получает полное право на это. Доступ к знаниям, к наивысшим достижениям человеческого ума становится возможным для каждого без ограничения… Таким образом, если раньше права некоторых групп населения были ограничены, что вело к известной отчуждённости и неудовлетворённости, то теперь все получают равные права“[560] .
Местные руководители убеждали рядовых граждан, что предоставление избирательных прав лицам, которые были раньше их лишены, не несёт большой опасности для общества и государства. Выступая на собрании, посвященном обсуждению проекта Конституции в селе Клушино Гжатского уезда председатель колхоза Егоров, в частности заявил: „Здесь некоторые колхозники задавали вопросы о том, как нам быть дальше с кулаками: принимать ли их в колхоз, давать ли равные со всеми нами избирательные права и прочее? Они справедливо опасаются, но эти товарищи не учитывают и другого. Ведь партия наша и правительство перевоспитывают таких людей, у них в душе тоже большая ломка идёт. Один мой знакомый Клюев, вы его, наверное, знаете, был выслан на Урал. Так вот, теперь он пишет, что совсем переродился, честным трудом завоевал себе доверие и все права. Его там приняли в колхоз. Зовёт к себе, уж очень хорошо они там живут“[561].
Некоторые из принимавших участие в обсуждении проекта Конституции предлагали сохранить ограничения в избирательных правах для некоторых категорий населения. Особенно часто звучали требования не давать избирательных прав служителям культа. Старший народный судья Жуковского района И. А. Кузьмин писал в заметке, присланной в „Рабочий путь“: Статья 135 проекта предоставляет право участвовать в выборах и священнослужителям (попам, дьяконам и т. д.), которые до сих пор живут нетрудовыми доходами. Нужно ограничить их в этом, не дать возможности участвовать в выборах и быть избранными»[562].
4 июля 1936 г. в «Рабочем пути» под рубрикой «Всенародное обсуждение проекта Конституции Союза ССР» была опубликована заметка «Две поправки» некоего И. Чикина. Он писал о статье 135: «Ну а как быть с представителями служителей религиозного культа… Я считаю, что звание гражданина СССР оправдывает только тот, кто в своей жизни приносил и приносит своим трудом общественно-полезные ценности для советского общества. Служители же религиозных культов, наоборот — приносят своим трудом общественно-вредные „ценности“, мешающие преодолевать отсталым слоям трудящихся в их сознании — пережитки капитализма…». Отмечая далее активную борьбу партии против «религиозных пережитков», автор предлагал в конце 135 статьи Конституции сделать следующее добавление: «…а также служителей религиозных культов, деятельность которых является их специальной профессией»[563].
Изучение и анализ материалов, в которых нашли отражение проблемы взаимоотношений лишенцев и общества, позволяют сделать ряд заключений и выводов. Прежде всего, следует отметить, что отношение общества к лицам, утратившим права голоса, было неоднозначным на протяжении всего периода существования института «лишенчества». До середины 1920-х гг. лишенцы в большинстве своём ещё не считались «отверженными» или «изгоями». Часто лишенцы, особенно сельские находили поддержку среди своих соседей, товарищей по работе. Нередко сельские сходы и собрания трудовых коллективов обращались в органы власти с ходатайствами о возвращении избирательных прав тому или иному гражданину. Таким образом, они становились своеобразными «коллективными гарантами» его политической лояльности.
Однако на рубеже 1920-х-1930-х гг. в восприятии обществом лишенцев произошли существенные перемены. Лица лишённые избирательных прав всё реже находили себе поддержку при попытках вернуть себе права голоса. Часто они подвергались обструкции и различным гонениям не только со стороны власти, но и со стороны окружающего их общества. Особую активность в преследованиях лишенцев принимали комсомольцы и молодые члены партии. Причинами распространения подобных настроений был возраставший страх перед репрессиями и пропагандистская деятельность властей. Большевистское руководство не просто превращало лишенцев в людей «второго сорта», а формировало на их примере образ «врагов народа», «социально чуждых». Плоды этой деятельности отчётливо проявились при всенародном обсуждении проекта Конституции 1936 гг., когда многие граждане выступали против предоставления избирательных прав вчерашним лишенцам.
Сами лишенцы, воспринимая потерю прав голоса как потерю собственной социальной идентичности, готовы были пойти на любые, даже противозаконные шаги ради их возвращения. Некоторые лишенцы, которым не удавалось восстановиться в избирательных правах, пытались отстоять свои права, выступая на собраниях, или же в отчаянии жестоко мстили тем, кого считали виновниками своих бедствий — советским и партийным работникам, комсомольским активистам. Но характера массовых выступлений протесты лишенцев никогда не принимали. Большинство из них предпочитали вести скромное и незаметное существование. Чтобы хоть как-то устроится в жизни, не потерять работу, жильё и социальные льготы многие лишенцы скрывали факт своего поражения в правах. Массовый характер это явление приняло в конце 1920-х гг., когда в результате расширения круга лиц, подлежавших лишению прав голоса, значительно возросло их количество, а с другой стороны существенно возросло число ограничений для граждан потерявших избирательные права.
Но даже и в середине 1930-х гг. у некоторых лишенцев (особенно в деревнях) находились покровители даже среди представителей власти. Они помогали им вернуть права голоса, получить работу и социальные гарантии. И хотя подобные случаи были относительно редкими, они свидетельствовали о сохранении прежних связей и традиций взаимопомощи в провинциальном российском обществе этой эпохи.
Заключение
Лишение избирательных прав по социальному признаку, введённое Конституцией 1918 г. рассматривалось изначально как временная мера, связанная с защитой завоеваний революции. Главной её целью было устранить экономически самостоятельных и авторитетных в дореволюционном обществе людей от участия в активной политической жизни. Постепенно лишение избирательных прав превратилась в мощный инструмент изменения социальной среды. Власть активно использовала его для преобразования общества в качестве дискриминационной и репрессивной меры.
С середины 1920-х гг., по мере формирования основ тоталитарного государства, круг лиц, подлежащих лишению избирательных прав, существенно расширяется. К лишенцам всё активнее причисляют наравне с «бывшими» представителей новой нэпманской буржуазии, а также кустарей, мелких торговцев, состоятельных крестьян. Таким образом, лишёнными прав голоса оказывались представители тех сословий, которые сумели существенно улучшить своё экономическое положение и соответственно добиться более высокого социального статуса в период НЭПа. Основы политики советского государства в области лишения избирательных прав были закреплены в союзной и российской избирательных инструкциях 1926 г. Эти документы устанавливали основные признаки, по которым определялась принадлежность граждан к разряду лишенцев. Однако формулировки статей инструкций, содержавших эти критерии, были неясными и запутанными. Это способствовало тому, что власти на местах зачастую самостоятельно и произвольно определяли, кого заносить в списки лиц лишённых избирательных прав, а кого нет. При этом главным фактором было вовсе не исполнение требований Конституции и избирательных инструкций, а желание продемонстрировать высокие показатели в деле борьбы с «нетрудовым элементом». Инструкции 1926 г. стали основой избирательного законодательства СССР и РСФСР. Все более поздние
