Не то, чтобы Рамсес был скован или же эмоционально забит, наоборот, он умел нормально общаться с людьми, а с коллегами, так вообще он был компанейским. Но дело в том, что Рамсес, без стеснений выражая естественные простые эмоции, совершенно не мог, допустим, нарочито засмеяться. И поэтому, когда Рамсес понимал, что будет выглядеть неестественно и ему предстоит подстраиваться, то он сразу становился заложником своего «зажатого» внутреннего самоощущения.
Помимо этого, были еще причины. Допустим. Он с детства не танцевал, да так и не научился этому, что, естественно, мешало ему подойти к девушке и пригласить на танец. А еще, ему не особенно легко давались знакомства с ними на одну ночь. Богдан же такое проделывал регулярно. И розовые тапки на нем, были куплены специально для такого случая — согревания ног и поднятия настроения «разовым» телкам: а чтобы теплая обувь подходила всем, Богдан их купил с наибольшим размером.
Порой Богдан предлагал Рамсесу как-нибудь внутренне собраться и, таки, шагнуть через проблемные моменты в поведении, чтобы они уже никогда не отравляли жизнь молодому человеку, полному сил и энергии. Но Рамсес не спешил. Он ясно понимал, то, что ему не подходит, он не сможет это прикрыть внешними проявлениями. Например, искусственно улыбнуться и (неловкими попытками) делать вид, что его не особо тяготит еще одна встреча с девушкой, когда после первой ночи на утро она спросит: ты позвонишь мне? К тому же, теперь у него была Алика.
И это вовсе не отражало решительность у одного и неуверенность в себе у другого — она-то как раз была у обоих — скорее, причина таилась в неодинаковом воспитании, и, повзрослев, каждый из них наглядно демонстрировал подсознательно скопированное отношение родителей к социуму.
Богдан повернулся к другу, держа в руках две чашки с кофе по-американски. По довольному виду, можно было догадаться, что Богдан неплохо провел ночь с очередной девушкой у себя в квартире, которая так же, как и множество других, поддалась его внешности — пронзительному, не дающему спокойно пройти мимо, выражению лица. Даже, если Богдан молчал и лишь смотрел в глаза: с чего, собственно, он непременно начинал каждое знакомство.
— Останемся здесь или на диван?
— Богдан, ты сейчас не путаешь меня с «разовой» девушкой, так спрашивая?
— Как, спрашивая? Э-э-э, — покачал головой Богдан. — Идиот, — по-дружески возмутился он и парировал вопросом: — Ты до сих пор не проветрился от кайфа?
— Пересядем, — коротко ответил Рамсес, но тут же добавил: — И выключи, пожалуйста, это радио.
Звуки русского хип-хопа с брутальным текстом, в который Рамсес не особенно вслушивался, смолкли, после нажатия Богданом кнопки на пульте.
Рассевшись вокруг журнального столика, Богдан сделал глоток кофе и с серьезным видом спросил:
— Что случилось? Отныне, для принятия торговых решений ты станешь пользоваться программным обеспечением, и это тебя не беспокоит?
— В смысле? — не сразу сообразил Рамсес.
— На форуме нет твоего отчета.
— А, ты об этом.
— Ничего себе — «об этом». Ты на форуме-то был? Там сплошь одни мутные обсуждения.
— Послушай, Богдан, в меня вчера стреляли.
Друг вытаращил глаза и замер.
— После того, как в меня не попали, мне саданули по голове, — продолжал Рамсес шокировать друга. — Затем спрятали меня в бочке. А после того, как я все же добрался домой и закрылся в квартире, ночью ко мне пожаловал гость, — подумав, он добавил: — Или гости. Дверь открывали ключом, но я помешал. Мало того. Со вчерашнего дня я не могу найти Алику — она не отвечает на мои звонки и ее нет в квартире. Собственно, от нее я приехал к тебе.
Понадобилось несколько секунд, чтобы друг отмер.
— Аж, в горле пересохло, — растерянно проговорил Богдан и сделал второй глоток кофе. — И?..
— Я ума не приложу, кому бы это понадобилось и, что с Аликой?
— В полиции был?
Рамсес ладонью закрыл рот и посмотрел вверх. Затем он пальцами почесал подбородок и снова перевел взгляд на Богдана.
— Тут, такое дело, — медленно произнес он, прикидывая, с чего ему начать, чтобы друг понял все. Включая вполне серьезное предположение, что киллером мог быть и парень с синдромом Дауна, как окрестил того Рамсес, но сейчас уже сомневаясь, что тот вообще болен таким недугом…
Поразмыслив, уверенной последовательной речью Рамсес начал делиться предположениями, отдельно останавливаясь на деталях вчерашнего и сегодняшнего дней. Богдан, словно завороженный, вместо того, чтобы слушать и пить кофе, казалось, мысленно посещает те места, о которых рассказывал друг. Порой Рамсесу приходилось объяснять по два раза, настолько на первый взгляд неправдоподобно звучало то, что было на самом деле с ним.
Когда Рамсес закончил тем, как он, побывав в переулке, уже здесь во дворе дома не сразу решился выйти из машины, не зная, где и какого развития ожидать в продолжение, Богдан поднялся с места, подошел к окну и тоже оглядел двор.
Детская площадка, тротуары и припаркованные машины словно превратились в плацдарм, характерный для сокрытия улик, когда доведенный до таких же, как и Рамсес, переживаний, Богдан пытался заметить что-либо подозрительное, включая любую, незнакомую ему, машину во дворе. Не увидев ничего нового, он вернулся и сел в кресло. Теперь они смотрели на события с одинаковым пониманием произошедшего и молча прикидывали варианты в потоке фактов, обрушившихся на Рамсеса за последние два дня.
Друг не нашел сразу, что предложить Рамсесу. Он сидел хмурый и молчал.
— Богдан, я не знаю, что мне делать?
— Все же, может в полицию?
В ответ Рамсес лишь посмотрел на друга, не желая в третий раз озвучивать соображения по одному и тому же поводу.
— Да, ты прав, — согласился Богдан, но, помедлив, добавил: — Рамсес, ты знаешь, что я не особо… Вернее, вообще не люблю просить у отца за что-либо. Но за тебя…
— Богдан, — оборвал Рамсес вкрадчивую речь друга. — Я, правда, признателен и буду иметь это в виду. Но сейчас, что он сможет сделать конкретно? Предоставить хорошего понимающего следователя. Или, что хуже, какой-либо «из этих», — указательным пальцем он показал наверх, — возьмет мое дело под «особый» контроль. Из практики же более действенно — договориться по месту, нежели надзор со стороны начальства. Вообще, я не о том говорю! Богдан, о чем конкретно мне им всем рассказать? Ни пуль, ни… Да, что тебе об этом опять говорить?
— А чего ждать? Когда труп в твой рост будет налицо?
— По-крайней мере, тогда можно уголовное дело заводить. Правда, сохраняется шанс «висяка».
— Идиот!
Наступила короткая пауза, после которой, неожиданно для Рамсеса, Богдан оживился — повеселев, он предложил:
— Попробуем коньяк?!
У Рамсеса это предложение не вызвало ни особых эмоций, ни смену настроения:
— Завтра открытие торговой недели.
— Каждую неделю — открытие недели, но не на каждой неделе в тебя стреляют, — Богдан запнулся. — Я фигурально, имею в виду, не в каждого из нас стреляют.
— Не суетись. Понятно, что не по случаю.
— Ну?!
Богдан радостно развел руки.
— Торги по осени считают. А сейчас она и есть, — промямлил расстроенный Рамсес. — Этой же осенью торги вообще начались так, как мало кто предполагал. Да и ситуация в течение дня будет меняться
