пропуская лохов!!!
— Дэвис, тут другой мир и он тебя не стоит.
Рамсес выехал на проспект. Вскоре их обогнала та же белая БМВ, хозяин которой сначала подрезал, а после дерзко притормозил, заставив Рамсеса забыть о педали газа и «ударить» по тормозам. Дэвис испуганно посмотрел на Рамсеса; оба промолчали. Затем, опять благодаря хозяину, впереди едущее новое чудо немецкого творения, вобравшее в себя, в отличие от обладателя, максимум элегантности, стремительно набрало скорость, даже успев обогнать целых три машины по встречному движению. Как стало понятно, резкий водитель, думающий исключительно о себе, в распоряжении которого пребывала донельзя управляемая техника, посчитал не нужным и далее терять время на «козла» — Рамсеса.
Бросаться в погоню он, конечно, не помышлял. Но и ехать долго Рамсесу не посчастливилось, пришлось снова сбрасывать скорость, а затем и вовсе остановиться — растянувшаяся вереница машин медленно пробиралась между протестующими горожанами.
Происходящая тут картина напоминала анархию в столице, где уже перестали действовать правила дорожного движения. Пешеходы и водители, каждый продвигался в своем направлении и кто, как мог. По обе стороны проспекта шли колонны бунтовщиков, перед машинами пробегали люди, а те, кто сидел за рулем, были сильно раздражены. Но все же с осторожностью они старались побыстрее покинуть эту часть дороги, чтобы избежать гнева и агрессии пеших сограждан.
Рамсес выключил музыку и в салоне стало тихо, чего нельзя было сказать относительно улицы — люди, как можно громче старались заявить о требованиях.
— Рамсес, может, лучше музыку послушаем?
— Дэвис, — обратился он весьма серьезно, — я обещал отцу Велорету не подвергать тебя опасности, а задорной музыкой мы можем разозлить многих, кто параллельно нам идет пешком.
— Требуем, — раздался писклявый голос где-то на улице, который был громче остальных, — наказать всех финансистов. Эти ублюдки реально виноваты во всех бедах. И эти биржи и хэдж-фонды с шайкой брокеров — все они зачинщики происходящего. А во всех последних кризисах повинен Wall Street и им подобные. Нам — простым людям хватит кормить таких тунеядцев, которые делают состояния на одних только спекуляциях и за счет работающих людей, кто реально что-то производит! Всю шайку финансистов и повсеместно коррумпированную власть — к ответу!
— К ответу, — в один голос гневно проорали манифестанты.
— Нам не нужны политики и всякие там Wall Street-Ы!!! Нам необходимы люди! — прозвучал одинокий голос где-то сбоку от машины.
Далее закричал еще один протестующий, за ним другой, затем снова кто-то о чем-то завопил… И все высказывания объединяло одно — полное негодование к таким, как Рамсес — к физическим или юридическим лицам, которые либо непосредственно работают в финансовой сфере, либо причастны к большим деньгам.
При этом никто не говорил, что в сложившейся ситуации и плачевном денежном состоянии каждого по отдельности, отчасти виноваты сами же недовольные люди. В том числе, так понимал происходящие процессы и Рамсес.
Конечно, люди просто старались и строили свою жить. И никто из них не мог повлиять на правила игры, в которой все больше затягивались на шее простых граждан удавки в виде непосильных кредитов: по той же ипотеке. Последние годы народ только тем и занимался, что все пахали на работе и отказывали себе во многом. Но им становилось все хуже. К тому же, кроме ипотеки, было много других разновидностей денежного плена — махинации со строительством жилья, где обворовывали дольщиков в рамках закона и не было крайних; всевозможные кредиты, всяческие фонды, наконец, валютные биржи, куда заманивали сограждан всеми способами. И все это нужно было только для одного — «игрочишки из числа простолюдинов» (в негласной игре) неизбежно обязаны терять деньги, а «избранные игроки» сосредотачивают «потерянные» купюры на своих счетах, становясь «истинными победителями».
«По большому счету, — раздумывал Рамсес, пробираясь между митингующими на ВМВ 7-ой модели, как человек непосредственно занимающийся финансами, — вся кредитная система давно создана для того, чтобы покрепче «ухватить за горло» людей, а затем всю жизнь состригать с них деньги, как шерсть с овец».
Конечно, в подобной ситуации не могли не раздражать те, кто знал правила игры в деталях. Они только тем и занимались, что ничего реально не производили, а лишь классически просчитывали варианты, как заработать деньги. Попросту, от них вообще никакого нет толку! Они не пекут хлеб, чтобы кого-то накормить, не лечат людей, а занимаются исключительно преумножением денег. К тому же, есть и те (и Рамсес знал их), кто буквально поглощен только одним — получением сверх прибыли на кризисе. И в этот переломный период им удалось в разы приумножить состояние. Не тяжело догадаться, что всегда найдутся те, кто более информирован. Помимо этого, можно предположить, что именно такие хитрецы и есть инициаторы самого кризиса, чтобы извлечь сбалансировано-баснословную прибыль. Если это так, то вывод очевиден. Тогда как кто-то из числа избранных в обществе стремится обогатиться абсолютно всеми способами, то непременно некто обязан потерять много — купюры-то должны у кого-то выкачиваться, а иначе, откуда взяться большим деньгам?!
Беда еще была и в том, что государство закрывало глаза на важные тонкости при таких раскладах в давно уже нечистой игре с народом. И теперь институт кредитования, когда-то созданный во благо граждан, для лучшей жизни и развития в любом направлении, куда только мог пожелать двинуться каждый человек, давно уже превратился в машину с хорошо отлаженным механизмом по обворовыванию людей.
— А почему они тут? — спросил Дэвис, отвлекая Рамсеса от размышлений.
— У них, так же, как и у тебя, большие проблемы.
— Им негде жить?
Рамсес понимал, что Дэвису трудно будет объяснять о социальной и государственной незащищенности протестующих горожан, из-за чего они собрались здесь, и поэтому он ответил обобщенно:
— Им тяжело и они стараются объединиться, чтобы выжить.
— Как мы?
— Что ты имеешь в виду?
— Отец Велорет предложил объединиться и поэтому мы уезжаем.
— Тогда, да, как вы, — ответил Рамсес, понимая, что на темы «объединиться» и «уезжаем» лучше всего будет переговорить с самим отцом Велоретом.
Но пока они едут, он решил попробовать расспросить Дэвиса о его доме, который, скорее всего, уже разнесли на отдельные фрагменты:
— Черт, как так получилось, что ваш дом сносят? И вообще, с чего все началось?
— К нам начала приходить одна девушка.
Услышав это, Рамсес насторожился.
— Она говорила, — продолжал Дэвис, — что будет заниматься переселением в новый дом. Но мы никого не просили и не хотели переезжать.
— В другой или в новый дом?
— Сначала она говорила, что мы получим квартиру в новом строящемся доме. Она даже показала мне квартиру там.
— В том, где мы с тобой были, а на крыше ты «похоронил» планшет?
— И поэтому тоже я похоронил там планшет.
— Все понятно. Что произошло потом?
— Она начала нам предлагать другие квартиры в старых домах. Очень старых, а говорила, этот дом еще будут строить долго и может нам подойдет что-то другое…
— Дэвис, — прервал его Рамсес, — почему ты мне вчера сразу не рассказал о ситуации с жильем?
Он пожал плечами.
«Ну, да, — подумал Рамсес, — собственно, о чем это я? Помимо моего состояния, ни повода не было, ни разговор не заходил».
Рамсеса заинтересовало упоминание о девушке — ей определенно могла оказаться и Алика.
