достоинствах печати. Стоит ли злится из-за того, что события искажаются, скрываются или просто выдумываются! Печать такая, каков подлинник жизни. От журналистов категорически требуют: будьте Везувием, извергающим глыбы патриотической ненависти; станьте гусями, спасающими Рим. И журналисты напялили на себя гусарские рейтузы патриотизма. И под шумок стараются нажиться на своём гусино- патриотическом гоготанье...
Всепрощение легко воцаряется в душе, когда небо смотрит на вас голубым соблазняющим оком, а кругом такая нежно-хрустальная, девственно-чистая тишина. После закоптелых изб и грязных стодол, после вшей, матерщины и детских могилок на болоте залитая светом комната кажется пределом человеческого блаженства. Ласково улыбаешься каждой мелочи, от которой давно отвык: кафельной печке, письменному столу, полоскательной чашке, зеркалам, сверкающему подносу. И в голове бродит завистливо-мстительная мысль: как удобно устроились некоторые люди на земле, и как тяжело им, должно быть, расставаться с этим налаженным уютом.
А расстаться придётся...
Начальник штаба верховного главнокомандующего. 5 августа 1915 г. Секретно.
Милостивый государь Михаил Васильевич[68]! В дополнение к телеграммам от 26 марта и от 22 апреля препровождаю при сём вашему высокопревосходительству полученный от начальника штаба перечень вопросов об отношении евреев к теперешней войне — с просьбой не отказать в распоряжении разослать этот перечень в части фронта и затем направить весь собранный материал в главное управление генерального штаба (по мобилизационному отделу).
Несомненно, что по окончании войны придётся самым серьёзным образом обсудить вопрос о возможности дальнейшего оставления евреев в рядах армии, почему представляется крайне желательным иметь к тому времени систематизированный материал, собранный по отзывам и указаниям участников войны и войсковых частей, кои испытали на себе весь вред пребывания евреев в их среде.
Прошу принять уверение в совершённом моем уважении и преданности.
«Перечень вопросов об отношении евреев к настоящей войне, составленный по рубрикам.
Нравственные качества солдат-евреев:
а) случаи нарушения солдатами-евреями долга службы и верности присяге; случаи измены и несоблюдения ими установившегося понятия о чести воина и человека;
б) случаи уклонения солдат-евреев от службы или стремления солдат-евреев перечислиться в нестроевые, мастеровые, денщики;
в) случаи симуляции или болезней и случаи членовредительства или способничества в этом отношении другим;
г) побеги солдат-евреев из части;
д) случаи выражения солдатами-евреями сочувствия противнику и желания быть ему полезными в чем-либо; участие солдат-евреев в шпионаже;
е) случаи недоброжелательного отношения солдат-евреев к нашим солдатам-неевреям и вообще к нашим войскам;
ж) случаи вредного влияния отрицательных нравственных сторон солдат-евреев на прочих солдат части;
з) случаи сочувственного отношения солдат-евреев к местному еврейскому населению на неприятельской территории.
Боевые качества солдат-евреев:
а) случаи бегства солдат-евреев в бою и особенно случаи, оказавшие в этом отношении заражающее влияние на других солдат части;
б) случаи проявления солдатами-евреями паники во время боевых действий;
в) случаи сдачи солдат-евреев в плен;
г) отзывы о поведении солдат-евреев в плену по рассказам тех, коим удалось вернуться из плена;
д) характерные случаи слабосилия и меньшей выносливости солдат-евреев во время военных и боевых действий;
е) физические качества солдат-евреев.
Отношение местного еврейского населения к настоящей войне:
а) случаи, характеризующие отрицательное отношение местного населения к нашим войскам и сочувственное к противнику;
б) случаи, характеризующие отношение местного еврейского населения к солдатам-еврееям и ксолдатам-неевреям;
в) случаи выражения местным еврейским населением желания быть полезным в чем-либо противнику;
г) случаи участия местного еврейского населения в шпионаже;
д) случаи измены местного еврейского населения долгу верноподданного и человека.
Подписал: и. д. начальника мобилизационного отдела главного управления генерального штаба генерал-лейтенант Аверьянов, полковник Саттерун.
Начальник штаба Московского военного округа по отделу дежурного генерала 28 июня 1915 г. Москва». Получено предписание о новом отходе в глубь Полесья.
Стоят жаркие летние дни.
Мы в самом сердце Полесья.
Как всегда после неожиданной трёпки — на стоянках липкий колтун из сбитых в кучу, занавоженных частей, двуколок и беженцев. Рядом с головным отрядом нашей бригады теснится сторожевая рота Кромского полка, отряд сапёрного батальона, артиллерийские обозы, хлебопекарня и пёстрые обрывки разноимённой пехоты вперемежку со влипшими жителями.
Схлынули волны крови и горя. Отшумели ураганы с дико горящими глазами страха и бешенства. Тихое мелководье войны снова сочится привычными порциями бегства, жестокости, разорения, обид, неизвестности и слез.
Мы в самом сердце Полесья. Небольшой полуостров, на котором расположился наш отряд, узенькой стрелкой вонзился между кусками Пинских болот и отрогами Беловежской пущи. Третью неделю мы топчемся здесь и все никак не можем привыкнуть к дикой красоте, расцветающей из глубины этой причудливой гнили. Со всех сторон обступили нас мохнатые ели и тощие, кривые чечотки, пугливо скрючившиеся под бременем тайн, запрятанных в их непролазной гуще.
Из пепельно-серых зарослей болотной спесивки таинственно кивают белые ядовитые тисы.
Над чёрным торфяником трясины высовываются, как окровавленные головы, огромные пурпуровые тюльпаны.
С закатом солнца встают из вязкой земли дрожащие испарения и тянутся, медленно качаясь, как шествие пилигримов, одетых в белые могильные саваны.
Дико, красиво, но чуждо.
Чуждо, как суровое предание старины, как обрывок древней, застывшей жизни, украденной у истории и заживо погребённой среди болот и лесов.
Мы с трудом вживаемся в дух полесской природы.
Только когда восходит месяц и на каждой кочке, на каждой тропинке вырастают уединённые тени в белых саванах и над уснувшей пущей струится сладкий одуряющий запах таинственного тиса, сердце сжимается странной волнующей тоской. Какая-то странная мелодия ароматов и грёз.
Все кругом теряет свойства реальности — и вдруг переносишься, как в заколдованной сказке, в мутно-белый волшебный призрачный мир. И чудятся всюду баснословные звери. Кажется, что вот-вот выпрыгнет на болотную тропу чудесный единорог или вынырнет из трясины седая, болотная кикимора. И даже грохот орудий звучит с какой-то страшной сказочной силой.
Мы в чаще густого бора.
Приятно дышится терпким ароматом болотных трав, и влагой, и дивно таинственным великолепием полесской ночи.
Поздно. В небе ярко горит под мутно-беловатым кругом полная луна и белым прозрачным серебром
