— Уже еду.
Кларисса ждала ее, сидя на крыльце с ребенком на руках и покачиваясь, как правоверный еврей в синагоге.
Грэйви приехала через десять минут, хотя до ее дома было двадцать минут езды. Кларисса даже не спросила, как ей это удалось, только махнула рукой в сторону дома:
— Она там.
Грэйви зашла и вышла спустя тридцать секунд.
— Да, она мертва. Я позвоню ее врачу.
Доктор, безволосый и визгливый, предположил, что причиной смерти явился недостаток калия, электролитический дисбаланс, который и привел к сердечной недостаточности; он давно предупреждал ее о чем-то подобном.
Мать Клариссы в буквальном смысле довела себя до смерти диетой и слабительным чаем.
Кларисса посмотрела на визгливого доктора, протянула Беби Икс Грэйви, побежала на кухню и высыпала весь чай, который обнаружила на полках, в мусорное ведро. Затем вытащила мешок с мусором через заднюю дверь, не обращая внимания на то, что содержимое просыпается на материны клумбы, — все равно на нее больше некому было орать.
Господи, а отец! Как сообщить ему эту новость? Ведь он звонит каждый день, по два раза, чтобы поговорить со своей невестой и прошептать что-нибудь на ушко внуку.
Вместе со Звездной Палатой, которая спешно собралась, блистая всеми оттенками черного, Кларисса разработала план.
— Скажи ему напрямик, — посоветовала Грэйви. — Прямота — это всегда самое лучшее.
— Нет, — возразила Джен. — Это его убьет.
— Скажешь, когда выйдет, — предложила Поло.
— А что я буду делать все эти полгода?
— Наври, что она уехала в путешествие. В долгое путешествие по экзотическим странам.
— Точно! Захотела в последний раз съездить попутешествовать перед свадьбой, — поддержала Джен и опять захлюпала носом. — О… А где они собирались пожениться?
— Здесь же, в нашем саду.
И тут зазвонил телефон. Ровно в десять тридцать. Как и в любой другой день с того момента, как отца, по его выражению, «отправили в кутузку».
— Пирожочек! — воскликнул Тедди. — Как там моя девочка?
Кларисса посмотрела на подруг и знаком велела им выйти. Никто не шелохнулся.
— Отлично, — ответила Кларисса, свирепо сдвинув брови. — А как ты?
Джен наконец поднялась и ушла на кухню, но Грэйви, Поло и Сьюзи остались, будто их приклеили.
— Жуткие дела тут творятся, пирожочек. А как там мой мальчик? Уже придумали имя?
Грэйви написала «сосед по камере» на клочке бумаги и протянула Клариссе.
— А кто у тебя сосед по камере, папа? — спросила Кларисса.
— Даже не знаю. Какой-то парень. Такой нудный, все время жалуется. А где там моя невеста?
— За что он сидит? Тоже по финансам или за что-то еще?
— Не знаю. По-моему, убил кого-то. Но он совершенно не в себе. Это его проблемы. У меня две минуты. Где моя маленькая кубинская плясунья?
— Боливийская, папа. Боливийская.
— Ну конечно. Думаешь, я не знаю? Я знаком с этой девчонкой полжизни. Так где моя Алехандра?
Кларисса глубоко вздохнула и посмотрела на подруг.
— Папа, — сказала она, — я нашла имя ребенку. Что скажешь об Алехандро? — И затрясла головой, пытаясь стряхнуть слезы, покатившиеся по щекам.
— Чудесное имя, милая. А что об этом думает твоя мать?
— Мама… она…
— Алло, Кларисса, я здесь, — произнес отец. — Я здесь.
— Она умерла, — сказала Кларисса. — Сердце…
Тедди всхлипнул, а Звездная Палата, столпившись вокруг Клариссы, обнимала и поддерживала ее, пока отец не сказал, что ему пора идти и что он ее очень любит. А она сказала, что тоже очень любит его и что маленький Алехандро будет ждать его звонка, как обычно, сегодня после обеда.
Повесив трубку, Кларисса положила голову Грэйви на колени и расплакалась, а та погладила ее по волосам.
— У меня не хватит сил, Грэйви.
— И не надо, — отозвалась Грэйви. — У меня хватит на двоих.
Немного погодя Кларисса сцеживала молоко, то и дело опять начиная рыдать — в этот ужасный день такое случалось каждые пять минут, — а Звездная Палата по очереди держала ребенка.
Когда Кларисса просила, чтобы их с Алехандро оставили вдвоем, «звездочки» ничего не желали слышать и настаивали, что в полном составе заночуют у нее и вообще никуда не уйдут, пока в них будет нужда. А утром Кларисса проснулась в материнской постели, обнимая мамину подушку, промокшую от слез.
Она понятия не имела, как здесь оказалась.
Джеймс появился утром, в одно время с маминой газетой. Держа в руках бумажный пакет с красной надписью, в котором явно скрывались две большие кружки кофе, он сказал Клариссе, что ему очень нравится имя Алехандро Мейсон, что он просто счастлив и приглашает жену и ребенка к завтраку, даже если ей этого не хочется.
— Мама… — всхлипнула Кларисса, запахивая мамин халат и придерживая дверь.
— Знаю. Поешь. Ты должна поесть.
— Я не хочу есть. Я хочу плакать.
— Тогда я останусь с тобой. Поплачем вместе.
Кларисса подняла на него глаза. Как она может ему доверять? Как они могут доверять друг другу?
— Я любил твою маму, Кларисса, правда. Позволь мне разделить твою скорбь.
Кларисса глубоко вздохнула. Кажется, впервые за все утро она смогла вздохнуть по-настоящему.
— Я не могу запретить тебе остаться с ребенком, но у меня слишком много забот, и я даже думать не в силах о последствиях, если ты останешься здесь именно сегодня, после смерти мамы, — сказала она. — Я совсем больная, и душевно, и физически… Проще говоря, я вся — огромная рваная рана, отсюда и до самого Китая, если ты понимаешь…
— Понимаю. — Джеймс поморщился.
— Короче говоря, я абсолютно не желаю видеть, слышать или касаться других мужчин, кроме Алехандро.
— Так ты хочешь кофе или нет?
— Там есть шоколадки? — поинтересовалась Кларисса, косясь на пакет.
— Да.
И она открыла ему двери, но не свое сердце. Пока.
30. Похороны
Тридцать шесть часов спустя Кларисса слушала голос матери на протяжении всех похорон, даже в тот момент, когда раввин, молодая женщина, такая модная и ухоженная, что могла бы стать полноправным членом Звездной Палаты, пригласила Клариссу на возвышение, чтобы прочитать каддиш, особую еврейскую
